Унесенные за горизонт

Отделалась пока нарушением кровообращения, из-за которого потеряла способность говорить. Прошел год, а язык все еще плохо повинуется мне.

Дети и внуки живут своей жизнью — и это хорошо.

Но делиться своими мыслями и переживаниями с ними - мне неудобно. Им трудно понять и меня и - время. Мое время. Невольно замыкаешься в себе. Так, паясничаю с ними иногда, бросаю реплики посмешнее... Смеются, думают, и мне весело..

Часть 1. Игорь

В феврале сорок третьего года настроение было приподнятое - отсвет победы под Сталинградом лежал на наших лицах.

В день Красной Армии я пришла в кабинет заведующего отделом науки ЦК КПСС Сергея Георгиевича Суворова.

- Знакомьтесь,— сказал Сергей Георгиевич, одной рукой подавая бумагу, а другой указывая на сидевшего в кресле военного.

- Иван Васильевич Кузнецов. Только что прибыл из армии. Возможно, вам придется работать вместе.

Занятая чтением приказа о зачислении на работу в качестве помощника завотделом, я буркнула свое имя и небрежно протянула руку. Военный приподнялся с кресла. Свет упал на его худое, вытянутое, с большим носом лицо (глаза скрывались за очками в темной роговой оправе), и я увидела, как блеснули в улыбке белые зубы.

Суворов уговаривал Ивана Васильевича на работу в ЦК, на что тот явно не соглашался. Худенький мальчик — он определенно не был мужчиной моей мечты. Не дожидаясь окончания их переговоров, я распрощалась и ушла.

На следующий день я приступила к работе в отделе, а в обеденный перерыв встретила в коридоре вчерашнего нового знакомого и двух инструкторов, с которыми Суворов меня познакомил чуть раньше. Эта тройка взяла надо мной как бы шефство. Работали они в другой комнате, но, отправляясь обедать, никогда не забывали зайти за мной. Единственная женщина в компании, кокетничала я напропалую. Закатывалась хохотом от любой остроты или шутки, на которые особенно был горазд Саша Головин. Парируя его необидные колкости, я воображала, что делаю это не менее остроумно. Иван Васильевич не позволял себе смеяться громко - лишь иногда по его губам пробегала улыбка; временами ловила на себе серьезный взгляд больших голубых глаз (очки он носил в это время редко), мне делалось неловко, и начинало казаться, что веду я себя неправильно и что он осуждает меня за развязность.

В то время я часто ходила на почту— посылала деньги Алеше Мусатову и детям, жившим на Урале. И однажды встретила там Ивана Васильевича. Я уже знала, что его родители живут с ним, в Москве.

- И кому же вы посылаете деньги? - полюбопытствовала я.

- Жене и сыну, они в эвакуации.

Увидев мое удивление, он рассмеялся:

- Я женат двенадцать лет, и у меня могло бы быть три сына. Двое умерли.

- Простите... Сколько же вам лет?

- Тридцать два.

- От силы давала двадцать три.

Он опять засмеялся.