А мне пришлось заниматься ликвидацией его взаимоотношений с прежним институтом, в частности, окончательными расчетами по зарплате. По нашим подсчетам выходило, что Ивану Васильевичу причиталось одиннадцать тысяч с небольшим. Каково же было мое изумление и негодование, когда увидела, что мне выдают что-то около трех тысяч, объяснив, что сделано это по указанию Голубцовой. Тогда я ворвалась к ней в кабинет, требуя указать причины такого обсчета. Спокойно, с какой-то издевательской усмешкой она сказала:
― Вы что, хотите получать вторые отпускные?
― Но позвольте, он же работал все время, хотя по чисто «бухгалтерским» соображениям отпускные получил, с тем что за это время получит зарплату!
― А где об этом приказ ― о возвращении из неиспользованного отпуска?
Побежала, привела в кабинет главбуха, тот подтвердил, что такая договоренность действительно была.
― А чем можно доказать, что он в январе работал, а не отдыхал?
― Но он подписывал все бумаги по финансам за январь, ― сказал главбух.
― Ну, об этом мы еще с вами поговорим, ― сказала она угрожающе, и главбух немедленно ретировался.
Я выскочила из кабинета и наткнулась на ученого секретаря института Ашота Григорьяна.
― Послушайте, вы можете подтвердить, что Иван Васильевич в январе работал, а не отдыхал?
― Конечно, конечно, ― отвечал он мне, в то время как я уже втащила его в голубцовский кабинет.
― Так вы, товарищ Григорьян, собираетесь утверждать, что Кузнецов в январе не отдыхал, а работал, и вы в этом уверены? ― раздельно и злобно проговорила она, сверля его глазами. И Григорьян залепетал, заметался:
― Нет, конечно, твердо я этого не помню.
― А приказы, приказы за это время кто по институту подписывал? ― закричала я и, влетев к секретарю, схватила папку, которая лежала на столе, и стала листать перед Валерией Алексеевной и показывать, что все бумаги за этот период подписаны им.
― Ну, это тоже не доказательство, он ведь и сидя дома любил подписывать все бумаги, ― нагло ответила она, ― а вот главной бумаги о возвращении из отпуска ведь нет?..
Ах, Ваня, Ваня, невинное ты в бюрократизме дитя! Я с самого начала конфликта подозревала, что такой бумаги в делах нет. Когда он в конце декабря принес так называемые «отпускные» деньги и рассказал, что пошел навстречу просьбам бухгалтера, а в отпуск на самом деле не собирается, я ему сразу сказала:
― После Нового года, приступая к работе, издай приказ в отмену того, по которому получил отпускные, иначе могут быть недоразумения.
― Какая ерунда, ― ответил он. ― Ведь все будут видеть, что я на работе, а не в отпуске.
― Но я прошу тебя, оформи это дело, ― почему-то тревожилась я.
Он со смехом обещал. И вот, оказывается, не сделал, понадеялся на людей, а они все его предали. Конечно, этого бы не случилось, если бы не его «мобилизация» в авторский коллектив! И я решила поменять тон разговора с «мадам».
― Вы понимаете, он не стал писать этот приказ потому, что не придавал ему значения, положился на людей, которые знали и видели, что он по-прежнему посещает институт и никуда не ездил отдыхать.
И тогда она неожиданно сменила гнев на милость:
― Хорошо, мы постараемся разобраться в этом деле, но было бы лучше, если бы он приехал сам, а не присылал вас.
― После истории в райкоме у него тяжелый гипертонический криз, он не встает с постели, видите, доверенность заверена врачами!
― Ах, так ― ну хорошо, приходите послезавтра.
Пришла ― к расчету выдают семь тысяч. Не выдержала ― вновь ворвалась к ней:
― Почему решили, что он две недели был в отпуске, ведь это неправда. И одного дня не отдыхал!
― А люди говорят другое, ― зло ответила она, уткнувшись лицом в стол.
Тут я так хватила кулаком по столу прямо перед ее лицом, что она отпрянула от стола.:
― А я верю в возмездие! ― крикнула я и выбежала из кабинета.
Сражаться за остальные три-четыре тысячи, конечно, было бессмысленно...
Ване я даже не рискнула рассказать об этом инциденте, сказала, что расчет произведен нормально. Радовало, что высказала этой злобной бабе свое возмущение и презрение и что теперь не тридцатые годы, когда Сталин и его приспешники типа Маленковых расправлялись с неугодными им людьми. Мстительная и мелочная по натуре, эта женщина не оставила бы нашей семьи в покое, заслала бы нас куца подальше, но после 30 июня ― дня публикации статьи «о культе личности» ― я не боялась даже жены заместителя премьера..
Я моталась в «Узкое» почти каждый день ― иногда на автобусе, отнимавшем много времени, а потому чаще на такси, что здорово подрывало наш сильно «похудевший» бюджет. Тревожно и нерадостно протекало это лето ― 1956-го года. Отходила душой только в те вечера и выходные дни, когда, приехав в «Узкое», видела радостное лицо Вани, спешившего мне навстречу.
Серый «Москвич»