Унгехоер. Книги 1-4

– Никогда не слышал такой прекрасной музыки!

– Тьерри – это феномен, – Согласился Ари. – Музыкант и монах…

– «Монах»? – Удивился Риг.

– Да, – бенедиктинец!

Ари задумался.

– Когда я слушаю, как он исполняет Шумана (Davidsb"undlert"anze, Op. 6, No. 17, "Wie aus der Ferne"), я понимаю, (понимаю!), что между ним и Богом нет места людям!

– Почему «нет»? – Заинтересовался Риг.

– Принадлежа Богу, невозможно принадлежать себе!

Рига удивили слова Ари, заставили задуматься.

– Это сильней человека, призвание?!

– Да, – Кивнул ему, Ари. – Я думаю, что, да…

Он добавил:

– Самое прекрасное проклятие на земле – Призвание, «призвание» – это значит «Бог зовёт»! Или…

Ари грустно улыбнулся.

– Горе.

– «Горе»?! – Поразился Риг.

– Или Дьявол!

– «Дьявол»?

– Судьба.

Риг понял.

Ему захотелось сказать Ари:

– Моя мама живёт в общине, которая фактически является сектой – Исихасты: молчальники.

– Разве Исихасты39 – это сектанты? – Удивился Ари.

– Для меня – да!

Голос Рига прозвучал резко, больно.

– Исаак Сирин40 говорил «Да подаст тебе Бог ощутить что-либо рождаемое молчанием». – Мягко – бережно, сказал Ари и к Ригу и к Истине. – Знаешь, почему они молчат? Не отдают энергию (голос – это энергия, – звук голоса – любой звук на Земле это – энергия)…

– Почему «не отдают»? – Удивился Риг. – Зачем… Не отдают!

– Это называется «делание» – (работа), – работа живого существа, которое мы, люди, называем Душа.

Ари посмотрел на Рига с обнадёживающей нежностью.

– Когда «умолкает» тело, «заговаривает» душа… Есть такая икона Богородицы «Споручница грешных» – «Умолкает ныне всякое уныние / и страх отчаяния исчезает»… Твоя мама замолчала, чтобы «умолкло ныне всякое уныние / и страх отчаяния исчез»…

Ари удивлённо улыбнулся.

– Риг, – Выразительно сказал он. – Это же просто… Как ты не понимаешь?!

– «Просто»?

Риг ощутил страшную боль.

– «Просто»?!..

– Да, – просто… Мой педагог, у которого я учился игре на фортепьяно, говорил мне (когда я уставал-отчаивался) – «то, что снаружи крест, изнутри окно»… Ты понимаешь? То, что для тебя крест, для неё – окно! То, что для меня окно, для другого человека, наблюдающего за мной – крест! Такова жизнь, Риг, – никто ничего не знает, только думает, что знает (или понимает).

Риг ощутил, как для него всё перевернулось! Добрая нежная старая Истина – не Суди!

– Моя мама замолчала после смерти отца, – Вдруг сказал Риг, Ари. – Просто замолчала, и всё!

– И ты не мог до неё достучаться!? – Понял его, Ари.

– Не мог…

Риг заплакал.

– И до сих пор не могу – пробиться сквозь эту толщу молчания!

Ари погладил Рига по щеке.

– Зачем ты плачешь? Она счастлива смотря в своё «окно», а ты плачешь… Там твой отец жив!

Глава 12

Ари обнимал плачущего Рига – прижимал к себе, гладил, гладил, гладил его.

Как больно он плакал, этот сильный духом мужчина!

– Сколько ты держал эту боль в себе? – Подумал Ари. – Почему держал? Зачем?!

– Старые боги, – Думал он. – Любовь и Судьба правят бал твоей боли – вечные боги – Любовь и её прихвостень – Судьба!

Ари вспомнил «Der m"ude Tod»41! А может, leben42? Der m"ude leben43! Смерть не выигрывает, выигрывает Любовь! В конце концов, выигрывает Любовь, даже если у Смерти нельзя выиграть!»44.

– Да, – Подумал он. – Любовь выигрывает всё равно – смерть уходит, а любовь остаётся…

Он представил её себе – мать Рига, продавшую душу сиамским близнецам уродцам, дьяволятам – Любви и Судьбе, – женщину с лицом, вероятно, суровым, но нежным.

Как ты живёшь там – одна, на своём острове, среди родных по духу, но чужих по плоти – близких по помыслам, чужих по душе, ибо с безумцами не роднятся…

Что он наболтал тебе, демон Любви-демон Ночи, зачем ты одна – без своего сына? Каково тебе в твоём горе? Каково твоему сыну в своём горе? Не Смерть разлучает, а Горе!

Ари вспомнил свою мать, говорящую ему «Знаешь, что нас разлучает? Нас с тобой? Горе людей, которое твой отец несёт домой»…

– Да, – Подумал он. – Ты права, мама, – «Дьявол продал свою душу – над Журавлиным озером темно»45! Он всегда продавал её, свою бедную душу – Дьявол, он не мог по-другому – по частям – плоть от плоти, он говорил нам: «Виноградник был у Соломона в Ваал-Гамоне; он отдал этот виноградник сторожам; каждый должен был доставлять за плоды его тысячу сребреников. А мой виноградник у меня при себе. Тысяча пусть тебе, Соломон, а двести – стерегущим плоды его»46! И он не думал о нас – не думал о Поле и Верлен – он думал – всегда – об этих раненых, бескрылых, что аки святые терпят унижения – ради чего, терпят? Ради какого бога? А может, просто дьявола – дьявола по имени Себя Не Сломаешь?

Не этих надо ломать – не бьющих – не скотов, а тех, что то ли, глупы, то ли, терпеливы – до боли! Дьяволу за них больно – до безумия, – за бескрылых-поломанных – Дьявол не в силах покинуть свою пустыню – там Мария вновь и вновь слышит рёв Бога – льва Пустыни – там, над телом Его Сына, кусая губы, плачет человек…

– Тебе меня жаль? – Спросил Риг.

– И да, и нет – так бывает, когда любишь…

– Почему? – Спросил Риг, сам не зная, о чём. – Как это «и да, и нет»?