«Как? Будем ждать, например, пока кто-нибудь в магазин побежит?»
Борис затушил папиросу в пепельнице-баночке, поежился. Бабье лето – теплая погода только днем.
«Надо, Боря, добывать телефон Сабины. Звонить, намекать, что знаешь о подоплеке и участниках похищения Карповой. Требовать награду за молчание, встречу назначать. На встречу, я совершенно уверен, Сабина обязательно приедет. Шумиха ей не нужна, да и выяснить захочется: кто же это такой жадный и умный поблизости нарисовался? Вместе с ней прибудут и Грачевы».
«А если она им ничего не скажет о звонке? Подумает, что это они ее на бабки развести решили?»
«Толково, – согласился генерал. – Они могут переругаться и с перепугу грохнуть Зою…»
«Стоит ли рисковать, Лев Константиныч?»
«Ну-у-у… если привлечь еще одну условно-боевую единицу…»
«Кешу, что ли? – фыркнул Завьялов, все еще полный улётного впечатления от стилиста с кием в руках. – Ушлепок – полный!»
«Согласен. Не боец. Но если плюс к Кеше добавить вторую, более дееспособную половину, как раз одна условная единица и образуется».
«А кто у нас еще в запасе… Жюли?! Вы говорите об этой мелкой шавке?!»
«С отменными мозгами, между прочим, шавка. – Завьялову показалось, что генерал чуть-чуть обиделся за даму-путешественницу и заступается. – Но дело в следующем. Жози – собака Карповой. Если поставить ее под окнами дяди Ваниной квартиры, заставить поскулить… Как думаешь, во двор за Жюли кто-нибудь выйдет? Откроет дверь?»
Завьялов шлепнул ладонью о деревянную балюстраду крыльца.
«Молоток, твое превосходительство! Конечно выйдет! Подумают, что собака еще на парковке «Ладьи» попала в салон микроавтобуса, забилась под сиденье. Крошечная – фиг найдешь. Как только Жози, унюхавшая хозяйку, начнет скулить под окнами, за ней обязательно кто-то выйдет!»
«Вот именно. Звонить Сабине будем от дома дяди Вани. Как только кто-то из Грачевых поедет к Сабине в Москву, пускаем Жюли. Мы сами…»
«А если Сабина ничего не сообщит подельникам, не позовет на встречу с шантажистом! – перебил Завьялов. – Или они на нервах грохнут Зою?!»
«У нас нет выбора, Борис, – голос генерала звучал мрачно, но непреклонно. – Будем слушать под окнами, как только жизни Зои начнет что-то угрожать, предпримем меры».
«Какие?! Что мы сделаем?! Квартира на первом этаже, окна могут быть зарешечены, мы внутрь не попадем!»
«Позвоним в дверь, – жестко выговорил контрразведчик. – Когда за дверью непонятный посетитель, убивать сложнее».
«А если они вначале Зою зарежут, а потом к двери подойдут?!»
«Бросим на кухню гранату, – буднично ответил дедушка. – Надеюсь, Зою держат в комнате или ванной. Граната отвлечет внимание, резать как-то неспособно станет…»
Завьялов обхватил голову руками!
Кошмар, кошмарный дикий сон! Все это происходит не с ним!!
«Хватит лапать мою голову».
«Лев Константиныч! У тебя что… взаправду граната есть?!»
«Я, Боря, на минуточку, полгода белорусским партизаном был. Гранату тебе изобрету из зубного порошка и одеколона. Ты лучше дальше слушай…»
Жюли страдала. Жюли поносила.
Крошечное собачье тельце, извергая кильку, содрогалось под смородиновым кустом.
Супруг Капустин в панике носился от куста до дома – переносил туда-сюда жену. Жена отказывалась вылизываться под хвостом (синяя плюшевая юбочка, застиранная лично генералом, сушилась на включенном радиаторе вместе с кофточкой), Иннокентий отмывал четвероногую супругу в тазике.
Завьялову казалось, что этот жуткий день так и не закончится: в довесок к полноценному кошмару прибавлялся элемент полноценной «черной» комедии.
– Вызывайте врача! – носился с женой на руках перепуганный стилист. – Немедленно вызывайте…
– Ветеринара?!
– Да хоть какого!! Жюли – умрет!!
Дабы обожравшаяся кильки собачонка не скончалась назавтра от воспаления легких, Константиныч пожертвовал шерстяным свитером. Отрезал рукав, проковырял в нем четыре дырочки для лапок, на Жюли надел…
Позже, по тому же случаю, отрезался и второй рукав. Но, к счастью, обошлось без ветеринарии.
Жюли-Жози напоили разведенной марганцовкой. Понянчили. Спать уложили.
Константинович скомандовал «отбой». «Всем по кроватям, завтра день тяжелый!»
Не тут-то было.
Как только Завьялов сел на большую генеральскую кровать на втором этаже, носок начал стягивать, в дверь спальни поскреблись:
– Можно к вам, Борис Михайлович?
– Ну, – хмуро откликнулся Завянь. И заставил глаза оторваться от лежащей на прикроватной тумбочке початой пачки «Беломора». Генерал, видать, закуривал, едва утром глаза продирал. Очнувшись сегодня в чужой ванной комнате, сразу же потребовал привычной дозы никотина. Едва с ума не свел.
Окаянная привычка. Бороться будет сложно.
– Борис Михайлович… – в полутемную спальню, под слабый свет ночника, просочилось родное тело. – Нам надо поговорить.
То, что безупречный муж Капустин оставил чуть было не скончавшуюся от диареи жену одну, показало, что пришел за чем-то важным. Борис вздохнул, обратно натянул носок.
– Валяй, Кешастый. В чем проблема?
Родное тело-Кеша прошлось перед кроватью.
Пальцы тискало, смущенно пыхтело, не решаясь о чем-то заговорить.