Уничтоженная вероятность (Циклопы)

– Лев Константинович, – склонился над Потаповым участковый, – вы как? Может, мне остаться с вами? Помочь чем-нибудь?

– Нет, Олег, спасибо, уходи. Хочу один побыть. Провожать не буду, дорогу знаешь. Ворота как следует захлопни только.

– Знаю, знаю. Вы если что – звоните! Прибегу.

– Спасибо, друг.

…Из кабинета медленно вытекали гости. Иннокентий с бледными щеками, Жюли-Жози с поджатым хвостиком-метелкой, Зоя.

Зоя шла сама, циклопша тоже хотела видеть все ее глазами: Миранда наконец присутствовала там, куда ее не допускали! Не разрешали женщине с нестабильной психикой и оппозиционными настроениями путешествовать (хотя бы и туристкой) в чужие тела. Поставили на ней тавро запрета.

Теперь ее мечта сбылась. Она попала в прошлое, она участвует, видит, полнокровно подпитывается запредельными эмоциями.

Завьялову показалась гадкой столь откровенная жадность до впечатлений. Он-то сидел внутри генерала молчаливым сочувственным свидетелем и слово боялся вымолвить. Утешать он никогда не умел, с соболезнованиями к мужикам не лез.

Да и что тут скажешь? Крепись, Константиныч, Ромка все равно говном был? Или наврать: «Ох-ох-ох, какого парня потеряли…»

Константиныч, когда внука вспоминал, только маленьким его и представлял. О мужике с одутловатым, потасканным лицом не вспомнил даже на секунду.

К генералу подбежала собачонка. Лизнула свешенную руку.

Бледный Кеша отчетливо выпучил глаза, моргнул: жена совсем в собаку превращается.

Лицо Зои внезапно изменилось, она как будто обрела контроль над лицевыми мышцами – или Миранда это ей позволила? – с закушенной губой и смягчившимися чертами она подошла к Потапову. Остановилась напротив замершего в кресле генерала и негромко выговорила:

– Мы все слышали, Лев Константинович. Вашего внука и невестку убили из-за нас?

– Ну что ты, Зоенька, – печально усмехаясь, распрямился тот. – Ромка сам во всем виноват.

Скупо, без эмоций, Лев Константинович поведал девушке о причине своего появления в больничном морге. Невесело закончил:

– Он сам нарвался. Про мертвых так не говорят, но мой внук, Зоя Павловна, был жадным тупым уродом. Полез туда, куда не следует. Замахнулся не по чину, вмешался в игры взрослых дяденек.

Лев Константинович встал, подошел к окну и некоторое время стоял ко всем спиной, разглядывая сад.

В комнате было абсолютно тихо, из-за забора послышалось негромкое фырчанье автомобильного мотора: столичный майор, видать, поговорив еще немного с участковым капитаном, отбыл.

Лев Константинович вернулся в кресло. Сурово поглядел на общество.

– Вы знаете, кто убил ваших родных? – отважилась на вопрос Зоя.

– Знаю, – кивнул Потапов.

– Почему не сказали об этом полицейским?

Генерал пожал плечами.

– Роману и Нонне уже ничем не поможешь. А ввязываться в бесполезную бодягу нет времени, я вам сейчас куда нужнее.

– Но почему?! Вы же знаете убийцу!

– Не убийцу, а заказчика, – покачал головой Потапов. – И это есть большая, недоказуемая разница.

«Лев Константиныч, – впервые вступил в разговор Завьялов, – а ты уверен, что заказчик именно твой Ковалев?»

«Абсолютно, Боря, абсолютно. Эти два недоумка, выйдя отсюда, сразу же с ним по телефону связались. Я уверен. Не знаю только, что дальше произошло… Ромка с выбитой челюстью разговаривать не мог, значит, Нонка расстаралась. Растрещалась. Чего уж там она заказчику наплела, одному богу известно. Могла пожаловаться и наврать, что я из Ромки признание выбил. Доказательства, так сказать, на лице. Могла сказать, что я сам обо всем догадался и Коваля вычислил…»

«Они что, такие реальные дуболомы?! – искренне удивился Завьялов. – Не понимали, что при любых заказах убирают связующее, а тем более слабое звено?»

«Они, Борис, не знали, насколько все серьезно. Думали, увлекся старый маразматик мемуарами, дурью мается, бумагу портит… А там все, Боренька, всерьез. Без дураков. Хотя… я, по правде говоря, не все в воспоминания пока включил. Думал еще только – писать или пусть живет спокойно гнида?»

«А что там было, Лев Константинович? То есть будет или есть».

«Да так… – привычно вильнул матерый контрразведчик. – Недавно сняли гриф секретности с одной старой операции, я в архивах покопался, нашел несоответствия. Догадался, кто мою группу подставил».

«На Великой Отечественной?»

«Воин, Боря, и потом хватало, – ушел от конкретного ответа генерал. – Я позже с материалами, бог даст, поработаю и покумекаю: что можно освещать, а чему еще время не пришло».

Если учитывать, что привычно секретничал Лев Константинович с человеком, засевшим в его мозгах, позиция, мягко выражаясь, наивная. Перед мысленным взором Бориса как будто замелькали кадры боевой фотохроники: растерянные либо озверелые лица потных мужиков в запыленной, присыпанной песком одежде, барханы, пальмы, дохлый ослик… Полутемный кабинет с засиженным мухами портретом заграничного президента. Графин с противной теплой водой. Расспросы, уговоры, шантаж, посулы…