Уничтожить Израиль

Державной тяжестью Минатом многие десятилетия давил не только улицу. Своей угрюмостью он угнетал и тех, кто отдал жизнь служению науке элементарных частиц, и клерков, следивших за сохранением режимности учреждения. Дефицит нормального человеческого общения в коллективе, боязнь сказать что-либо лишнее, постоянное ощущение дамоклова меча секретности над головами ломало, калечило характеры и судьбы людей…

Стены мрачного дома многое помнят, но вряд ли когда-то обо всем этом расскажут. Тем не менее от людских глаз не спрячешься. Чужие глаза наблюдательны. И они видели, что даже куратор ядерных разработок кровавый менгрел Лаврентий Берия часто не мог скрыть своего страха, когда дело касалось атомного проекта. Глаза под холодными стекляшками пенсне таили в себе глубоко затаенный испуг.

Особо это обозначилось в августе сорок девятого года, когда на Семипалатинском ядерном полигоне шел отсчет времени перед первым советским атомным взрывом.

В бункере командного пункта, подобрав тяжелое пузо, Берия стоял за спиной академика Курчатова и дышал ему в ухо. Руки менгрела дрожали. Он тяжело переминался с ноги на ногу и все время недовольно бурчал:

– Ничего у вас не получится… Ничего…

Все, кто были в бункере, заметили, что ответственный перед Сталиным за проект высокий партийный чиновник говорил «не у нас», а «у вас», словно заранее готовился свалить вину на других.

За три минуты до взрыва, предвещая нарастание цепной реакции, фон нейтронов удвоился. Физика работала по своим законам, не боясь гнева шефа госбезопасности. А тот ходил по бункеру, как лев по клетке.

– Нет, я знаю, у вас ничего не получится! Ничего!

Кто знает, может он даже догадывался, кто потащит его самого в лубянский подвал, чтобы выяснить, почему не пошла реакция. Кто знает…

– Не получится!

А оно получилось! Курчатов выскочил из бункера и глядел вдаль, где светилось зарево взрыва.

– Она! Она! Все сработало!

Только страшный Лаврентий Павлович все еще не мог отойти от страха и спрашивал:

– Скажите, это точно, как у американцев? Точно? Не втирает нам очки Курчатов? Можно докладывать товарищу Сталину об успехе?

Андрей поднялся по ступеням парадного крыльца, вошел внутрь здания и сразу понял – редут, преграждавший демократический путь к министру, сразу одолеть не удастся.

Охранник в форме бросил взгляд на Андрея, будто сфотографировал, и тут же безошибочно определил: человек посторонний, залетный и вошел внутрь случайно.

Кивнув напарнику, чтобы тот был готов при случае оказать силовую поддержку, охранник спросил:

– Вы к кому?

– К министру, – ответил Андрей, – мне нужно с ним поговорить.

Посетитель не походил на пьяного, значит, что-то неладно было у него с головой. Разве может нормальный гражданин демократического общества ни с того ни с сего воспылать желанием встречи с министром?

Охранник видел такого всего один раз за десять лет беспорочной службы у врат министерства, да и того тогда сразу увезли в дурдом с диагнозом параноическая психопатия. Диагноз охранник хорошо запомнил, потому что, пока бригада врачей возилась с психом, он закадрил пухленькую медсестру и назначил ей встречу. А уж вечером в минуту расслабляющей близости она рассказала, что параноические психопаты – это тупоголовые борцы за правду и не столь опасны обществу, сколь государственному начальству. Обществу опасны психопаты сексуального круга. Вот кого стоит остерегаться, особенно женщинам.

– Вы записаны на прием? – спросил охранник.

– Нет, потому что необходимость встречи возникла случайно.

Второй охранник приблизился к напарнику, на всякий случай прикидывая, каким приемом будет удобнее всего нейтрализовать посетителя.

– Я понимаю, – сказал первый охранник. – Такого рода необходимость возникает у многих. Но министр у нас один. Поэтому с посетителями работают в приемной. Если там сочтут, что вопрос способен решить только министр, вам организуют с ним встречу.

– Ребята, – Андрей без труда разобрался в позиции, которую заняли охранники. – Вы ведь люди опытные. И, похоже, знаете, что такое секретность. Так вот у меня к министру вопрос государственной важности. Не для приемной.

– Зря вы так, господин…?

– Назаров.

– Зря вы так, господин Назаров. В приемной работают люди, допущенные к военной и государственной тайне. И вообще у нас в министерстве, извините, даже в сортир не пускают без специального допуска к секретам.

Охранник мог бы сказать, что псих, которого они канализировали в дурдом, пришел изложить министру секретную формулу детонации азота. Один импульс – и финита ля комедия: весь азот атмосферы взорвется, очистив Землю от скверны… Но говорить не стал.

– Я понимаю, – согласился с убедительными доводами охранника Андрей. – Скажите, а можно вызвать вашего начальника?

Идея пришлась охраннику по душе. Пусть шеф лично убедится, с какими типами здесь на вахте имеют дело его подчиненные.

– Что вам? – спросил начальник охраны, плотный грибок-боровичок с лицом профессионального поддавалы.