Уничтожить Париж

— Вот это: я называю вам имя свиньи, а вы тут же сдаетесь и кладете конец этой гнусной войне. Годится?

— По мне годится, — согласился Барселона. — Только мы сейчас держим путь к Адольфу, хотим немного вразумить его… Ну, как имя свиньи?

— Ее звали «Золотая щетина», и принадлежала она Фрейе, а не Одину. Во всяком случае, так говорит наш знаток [164].

Поднялось шумное оживление. Мы тут же начали связываться с другими ротами, чтобы сообщить радостную новость.

— Алло, Дитрих! Мы узнали имя свиньи Одина!

— Алло, Гейнц? Знаешь, та свинья, о которой мы говорили…

— Алло, Вольф! Мы узнали имя свиньи Одина, только она принадлежала не Одину, а Фрейе, и звали ее «Золотая щетина».

— Ни черта подобного! — ответил Вольф. — Я сам вспомнил его, и это вовсе не «Золотая щетина». Звали ее Серимнер [165]. И принадлежала она все-таки Одину.

Последовал оживленный спор. Американцы упорно держались за имя «Золотая щетина». О Серимнер они слышать не хотели и утверждали, что это нацистские намеки. Вольф же обвинял их, что они выдумали «Золотую щетину» и хотят ввести нас в заблуждение. Вопрос так и не был решен.

Колонна двинулась дальше. Мы пересекли Рейн под внезапным ливнем. Небо было плотно затянуто облаками. Весь путь окаймляли разрушенные здания, груды мусора, пожарища; целые поселки, стертые с лица земли, люди, жившие в норах, будто крысы. Иногда за нами бежали толпы голодных детей, протягивали тонкие ручонки и просили хлеба. Повсюду смердело войной.

Двадцать пятого августа мы настроились на радиостанцию противника и услышали следующие новости:

«Сегодня утром Двадцать восьмая бронетанковая дивизия под командованием генерала Леклерка вошла в Париж [166]. По всему городу звонили колокола, и население бурно ликовало. Все немцы, у которых хватало глупости появляться на улицах, рисковали жизнью. Охранников в тюрьме Фресне удавили заключенные. Всем женщинам, заподозренным в связи с оккупантами, брили головы, сдирали с них платья и рисовали на телах свастики. Генерал фон Хольтиц арестован американцами. Весь город был иллюминирован до утра. Vive la France!»

Мы выключили приемник и какое-то время молча глядели друг на друга.

— Знаете, что? — заговорил наконец Порта. — Старине Хольтицу не дали достаточно вооружений, чтобы уничтожить весь город, и, готов спорить, он сейчас изо всех сил утверждает, что спас Париж от разрушения.

— Ему ни за что не поверят, — сказал Барселона.

— К тому же, — поддержал его Малыш, — все это будет в письменных приказах и прочих документах.

Порта пожал плечами.

— Те, кто наверху, всегда ухитряются вывернуться из чего угодно.

— На сей раз ничего не выйдет.

— Идем на спор? — предложил Порта.