Опершись локтями о край фальшборта, Горобец с интервалом в пять минут смачно сплевывал вниз, наблюдая, как слюна достигает поверхности океана. Правда, весь процесс до конца досмотреть не получалось, слишком было высоко. Но показное безделье полковника было внешним, на самом деле военный интендант предавался глубокомысленным размышлениям. «Это же какие деньжища я заработал за последний год? Сперва десять штук „евро“ (это только познакомился с богатыми англичанами), потом двадцать пять. А когда предложили набирать команду наемников, сразу отвалили сто „кусков“. Правда, пятнадцать тысяч пришлось отдать военкоматовским шакалам за то, что они подбирали кандидатов». Воспоминания о том, что с частью денег пришлось расстаться, серой тенью обозначились на лице полковника. Справедливости ради стоило бы заметить, что эти деньги были высчитаны из авансов самих наемников, но интенданту от этого было не легче. Мог же себе в карман положить. Зато последнее дело, в которое он с трудом напросился, перекрыло все его мечты и планы. Пятьсот тысяч, полмиллиона, и всего за несколько дней. «Вот это капитал, вот это настоящая сумма для настоящего бизнесмена. Это тебе, Богдан, не консервы с продовольственного склада тащить и в тещиной деревне продавать по дешевке». Мысль о деньгах заставила сердце полковника забиться, как после длительного совокупления. Такое с ним прежде было лишь однажды, когда развалился Советский Союз на удельные княжества и местные князьки стали рвать на куски Великую и Несокрушимую Советскую армию. Молодому лейтенанту, недавнему выпускнику военного училища тыла, следовало определиться — оставаться верным присяге СА или по новой присягнуть армии Незалежной. Это напоминало игру в «наперстки» по самой большой ставке — либо золотой шарик, либо фига на постном масле. Взвесив все «за» и «против», Богдан Горобец решил еще раз присягнуть. Присягнул и не прогадал…
Служил в столице и был уже в звании полковника, потому что знал, кому из начальства лизнуть пониже спины, а перед кем прогнуться, высказывая националистические идеи вслух и козыряя своими истинно национальными именем и фамилией.
Напиваясь по праздникам с подчиненными, он с пафосом разглагольствовал, задрав вверх указательный палец:
— Уже полковник, и это не предел. А пошел бы к москалям, был бы самое большее капитаном в каком-нибудь северном Мухосранске. Да еще за спиной называли бы хохлом. Тьфу, гидота.
Слушая его, подчиненные подобострастно улыбались и согласно кивали, потому что они также овладели техникой местечкового подъема по карьерной лестнице.
«Полковник, полковник, — продолжал Горобец, — тьфу на него». — Теперь его совершенно не интересовала карьера — все, что можно было получить, он давно получил. Пятикомнатную квартиру в центре столицы, построил две трехэтажные дачи в элитарных поселках. Не говоря уже о современной мебели, различной бытовой технике и четырех недорогих, но иномарок (по числу членов семьи). Звание генерала в будущем уже не грело его душу. В будущем Богдан Кириллович уже видел себя в плеяде крупных бизнесменов. «Вернусь домой — сразу же увольняюсь со службы и развожусь с Галкой, — размышлял будущий Рокфеллер, с кислой миной вспомнив свою благоверную. В молодости это была худенькая, смуглолицая, с крошечной грудью дивчина, обаятельная и страстная. Но с возрастом все изменилось. Еще не старая Гала превратилась в высушенную злобную суку, как порой казалось супругу, злобно скалящую до десен зубы. Впрочем, у Горобца уже давно имелась альтернатива. Двадцатилетняя Альбина была полной противоположностью. Невысокая, холеная, с белоснежно-молочной кожей, большой упругой грудью и широкими бедрами. — Разведусь, дети уже взрослые, поймут. Создам свою торгово-закупочную фирму, опыт есть, а с такими деньгами можно будет развернуться во всю ширь. Склады, супермаркеты, собственные автопредприятия. За год-другой столицу под себя положу, а позже и область. Ну, а потом…»
Что будет потом, Богдан Горобец додумать не успел — где-то в глубине «Атланта» раздался резкий хлопок взрыва.
Реакция у интенданта была похуже, чем у большинства наемников, он только успел повернуться в сторону громады командной надстройки и заметить, как Майкл Триш в сопровождении десятка наемников и моджахедов спускался по лестнице.
«Нестандартная ситуация, — как у робота, в мозгу полковника сработал сигнал опасности, но причины его Горобец не знал. А потому должен был действовать, как и подобает командиру одной из групп. — Иначе обвинят в трусости и отстранят от командования, тогда прощай пятьсот тысяч». О том, что за проявление трусости его могут просто застрелить, Богдан даже не подумал, деньги важнее.
Забросив за спину автомат, он бросился вслед за остальными…
За свою военную карьеру полковнику, которому ни разу не довелось участвовать в боевых действиях, на насильственные смерти пришлось вдоволь насмотреться. Но увиденное на нижней технической палубе вызвало у бравого Богдана нестерпимые позывы к рвоте, только громогласный возглас англичанина не позволил природе взять верх над разумом.