Уничтожьте всех дикарей

Я полагал, что виной тому — образный язык Тённессена. Если только что спрыгнул с небоскрёба и жить остаётся только семь секунд, — ОК, действительно, довольно бессмысленно что-то пытаться делать.

Но жизнь — это не прыжок с небоскрёба. Ведь у тебя не семь секунд, а семь десятилетий. Достаточно, чтобы пережить многое и сделать многое.

Краткость жизни должна не парализовывать нас, но отвращать от разжиженной, неконцентрированной жизни. Задача смерти — подтолкнуть человека к главным вещам.

Вот как я чувствовал, когда мне ещё не было тридцати и передо мною была длинная дорога к булыжникам на мостовой внизу. Я даже их не видел. Теперь я вижу, как они устремляются ко мне, и чувствую, что падаю головой вперёд.

И тогда я понимаю, что что-то пропущено в моём образовании. Почему я никогда не учился умирать?

Открытие Кювье

The less intellectual races being exterminated[44]

87.

27 января 1796 года амбициозный и молодой, тогда ему было двадцать шесть, Жорж Кювье непосредственно по своем прибытии в Париж прочёл свою первую лекцию в недавно открытом Французском национальном институте.

Кювье обладал даром яркой и увлекательной речи. Здесь и теперь ему предоставлялся уникальный шанс сделать себе имя в научном мире и, что немаловажно, в парижском обществе, питавшем слабость к научным лекциям — если те обещали стать достаточно сенсационными.

Кювье и был сенсационен. Он говорил о мамонте и мастодонте. Останки этих огромных слоноподобных животных были недавно найдены в Сибири и Северной Америке. Кювье доказывал, что они не принадлежат к одному виду, как индийский и африканский слоны, но образуют собственные виды, ныне вымершие.[45]

88.

Ныне вымершие — вот что ужасало слушателей. В XVIII веке люди всё ещё верили во вселенную, созданную готовой, такой, к которой ничего нельзя прибавить. Возможно, даже ещё более важным для душевного спокойствия человечества было то, что ничто нельзя из неё изъять. Все создания Божьи, единожды сотворённые, навсегда остаются в мире Его творений и не могут из него исчезнуть.

Каково же тогда происхождение тех гигантских костей и странных окаменелостей, имеющих форму животных, что озадачивали человека со времён античности? В течение долгого периода учёные избегали той пугающей догадки, что это могли быть останки вымерших животных. «Если хотя бы одно звено в цепи природы окажется утраченным, — писал вице-президент Соединённых Штатов Америки Томас Джефферсон в 1799 году, — может исчезнуть и другое, и третье, покуда постепенно не распадётся вся система вещей».[46]

Именно этот страх пробудил Кювье и бросил ему вызов.

89.

Идея о том, что некогда могли существовать затем вымершие виды, встретила такое сопротивление, что потребовалась сотня лет, чтобы её признали.

Первым был Фонтенель, в 1700 году осторожно указавший на то, что, возможно, некогда существовали такие виды, которые затем оказались «утрачены». Как если бы мать-природа походя выронила их. Пятьюдесятью годами позднее Бюффон в свей «Теории Земли» высказался об «исчезнувшем» виде. Возможно, он заблудился, так и не найдя дороги назад.[47]

Кювье же не говорил о небрежности природы. Он заявлял о преступлении, о массовом убийстве. Его вымирающие виды не были утрачены и не исчезли; они были созданиями, которые оказались уничтожены, умерщвлены, были убиты, причём не поодиночке, но массовым образом, обширными повторявшимися катастрофами, которые к тому же Кювье назвал «земными революциями». Это не могло не оказать впечатления на французскую аудиторию, незадолго до этого пережившую свою революцию.

В тот день гражданин Кювье на деле показал, что царство террора периода Французской революции, которого слушателям лекции удалось избежать, но которое не пощадило многие знатные семейства, — это царство террора имело геологический эквивалент в далёком-далёком прошлом, когда крупнейшие на то время животные виды оказались навсегда искоренёнными.

И не только это. Кювье закончил своё выступление предсказанием о том, что новые твари, некогда занявшие место вымерших видом, в своё время будут сами уничтожены и заменены другими.

90.

Продвижение Кювье было стремительным. Он был наполеоном французской науки, но для человека его мощи он был необычно скептичен в отношении иерархий. Вера в «лестницу» творения была для него одним из крупнейших научных заблуждений. В своих лекциях по сравнительной анатомии он пишет:

То обстоятельство, что мы располагаем один вид или семейство над другим, не означает того, что мы считаем его более совершенным или превосходящим другие в системе природы. Лишь тот, кто полагает, что он в состоянии разместить все организмы в одну долгую последовательность, может развлекаться такими утверждениями. Чем далее я подвигаюсь в своём исследовании природы, тем более убеждаюсь, что в этом случае мы имеем дело с одной из наименее правдоподобных теорий, когда-либо привнесённых в естественную историю. Каждый организм и каждую группу организмов необходимо рассматривать по отдельности…