Критика империализма XVIII века была всё так же актуальна в начале XIX века: для многих было само собой разумеющимся, что выступать против геноцида необходимо.
В своей большой работе по истории колониализма «Европейские колонии в различных частях света, рассматриваемые в их социальных, моральных и физических условиях» (1834) Джон Хоуисон пишет:
«На Африканском континенте благодаря принесённым туда благам цивилизации уже почти не осталось туземцев. На архипелаге Вест-Индия по той же причине не живёт больше ни одной семьи его изначальных обитателей. Южная Африка скоро окажется в том же состоянии, а численность островитян Тихого океана быстро уменьшается благодаря бушующим европейским болезням и деспотизму фанатичных миссионеров. Давно пора прекратить это истребление; и, поскольку уже давно печальный опыт доказал, что мы совершенно не способны сделать счастливей, мудрее или лучше тех варваров, которых мы посетили или завоевали, то нам теперь следует оставить их в покое и обратить свои воспитательные усилия на самих себя… на нашу жадность, эгоизм или другие грехи».
Такой подход имел корни одновременно и в христианской вере, и в идеях Просвещения о равенстве. Но в ходе европейской экспансии XIX века возникло и другое отношение. Геноцид стал считаться неизбежным продуктом прогресса.
Для великого антрополога Дж. К. Причарда было очевидно, что «дикие народы» нельзя спасти. Вместо этого мы должны постараться, сказал он в своей лекции «Об уничтожении человеческих племён» (1838), собрать в интересах науки как можно больше информации об их физических и моральных особенностях.[69]
Угроза уничтожения обусловила новые антропологические исследования, которые, в свою очередь, обеспечили алиби уничтожающим, поскольку объявили уничтожение неизбежным.
В том же самом 1838 году Герман Мериваль прочитал в Оксфорде серию лекций о колонизации и колониях. Он отметил, что теория Причарда о том, что «белые призваны уничтожить дикарей» становится всё более привычной, что уничтожение происходит не только из-за войны или эпидемий, но имеет и куда более глубокие и тайные причины — ибо «самый контакт с европейцем каким-то непонятным образом фатален для дикаря».
Мериваль яростно обрушился на эту теорию. Не существует никакой необъяснимой смертности. «Потери человеческих жизней» огромны, мы все это знаем. Но у этого есть естественные причины. И заключаются они в том, что в этих краях цивилизацию представляют торговцы, переселенцы, пираты и ссыльные преступники; иными словами, те белые, которые могут делать, что хотят, не подвергаясь риску какой бы то ни было критики или контроля.
«История европейских поселений в Америке, Африке и Австралии имеет одни и те же общие черты — повсеместное и быстрое истребление местных рас путём бесконтрольного насилия со стороны отдельных индивидов или даже самих колониальных властей, за которыми следуют запоздалые попытки правительства искупить совершённые преступления».
Британская парламентская комиссия, основанная в 1870 году для исследования причин несчастий, обрушившихся на тасманийцев и другие туземные народы, пришла к тому же заключению. Комиссия установила, что европейцы незаконно отобрали туземные территории, сократили численность населения и подорвали привычный для него образ жизни. «Грубая жестокость и несправедливость были основной причиной вымирания местных племён».[70]
В качестве прямого следствия работы комиссии в 1838 году было создано Общество защиты аборигенов, чьей целью стало положить конец уничтожению туземных народов. В течение XIX столетия эта организация вела борьбу против геноцида, встречая всё большее сопротивление.
Где я? В концентрационном лагере? В Третьем мире? Вокруг меня голые изнурённые тела, покрытые струпьями. Приближается Рождество. Какие-то откормленные люди устанавливают сеть, с грубыми, плотными петлями. По другую сторону сети — скульптура обнажённой великанши, выкрашенной в золото и пурпур, с кандалами, дубинкой и в сапогах. Сеть не даёт нам подойти к этой толстой счастливой женщине.
Люди, устанавливающие сеть, много и грубо шутят. Скоро они натравят на нас собак. Они уже и без того смеются до одури, когда видят, как мы стараемся протиснуться сквозь сеть. Тщетно протягиваем мы руки к дубинке и к кандалам. Мы даже не касаемся сапог.
Предубеждение против других народов существовало всегда. Но в середине XIX века эти предубеждения были собраны в целое на основе якобы научной мотивации.
В англосаксонском мире первопроходцем в этом вопросе выступил Роберт Нокс. Его «Человеческие расы: фрагмент» (1850) показывает расизм в самый момент его зарождения, когда тот только-только совершает скачок из области распространённых предрассудков через ноксово «признаваемое незнание» прямо к «научному» убеждению.
Нокс изучал сравнительную анатомию вместе с Кювье в Париже. Величайшим подвигом Кювье было доказательство того, что бесчисленные животные виды перестали существовать. Но как они умерли и почему, он не объяснил, говорит Нокс.