Попав, как видится нашим согражданам, в фазу растущей луны, мы вынуждены были пережидать, чтобы затемненная область сместилась на другую сторону. В потемках, когда к нам не проникал солнечный свет, а Луна загораживала отражение Земли, я развернул «Алана Бина» так, чтобы наш иллюминатор смотрел на Бесконечный Пространственно-Временной Континуум, достойный показа в формате IMAX 3D: немигающие звезды нежных оттенков красного-оранжевого-желтого-зеленого-голубого-синего-фиолетового, наша неохватная галактика, алмазно-голубой ковер на фоне черноты, которая кого угодно повергла бы в страх, не будь она столь завораживающей.
Вдруг загорелся свет, как будто Эм-Дэш щелкнул выключателем. Я подрегулировал рычаги управления, и под нами открылась лунная поверхность. С ума сойти. Сказать «бесподобная» — это ничего не сказать: изрезанный грунт, вызвавший только благоговейные ахи-охи. Приложение
Наши мозги сумели впитать лишь ограниченный объем информации, зато все увиденное зафиксировали айфоны, и я прекратил выкликать названия достопримечательностей, хотя при полете над лунным Северным полюсом, уже перед отправлением домой, распознал Кэмпбелл и Даламбер, большие кратеры, соединенные не столь крупным Слайфером. Стив Вонг поставил на очередь какую-то запись, призванную символизировать восход Земли, но из-за необходимости перезагрузить блютус на Анниной портативной акустической системе «Джембокс» едва не пропустил нужный момент. Как раз в ту секунду, когда бело-голубое пятнышко жизни, срез того, что мы собой представляем, а не того, чем когда-либо оказывались, рассек тьму космоса над зазубренным горизонтом, Эм-Дэш завопил: «Врубай, на „плей“ дави!» Я ожидал какую-нибудь классику, Франца Йозефа Гайдна, к примеру, или Джорджа Харрисона, но услышал саундтрек к мультфильму «Король Лев», а именно песню «Круг жизни», которая знаменовала восход нашей родной планеты над гипсовой Луной. Мне не померещилось? Диснеевский саундтрек? Но, понимаете, от этого ритма, хора и двойного смысла у меня перехватило горло, и я поперхнулся. По щекам потекли слезы, смешиваясь с кружившими по «Алану Бину» слезами остальных. Анна от души меня обняла, как будто я все еще был ее парнем. Мы плакали. Все вместе. И с вами произошло бы то же самое.
Пассивный полет в сторону дома был дико скучным, несмотря на (невысказанную) опасность сгореть при вхождении в плотные слои атмосферы, как случилось с допотопным спутником-шпионом году в шестьдесят втором. Конечно, мы, как выражаются англичане, бахвалились, что совершили такой перелет и засняли все впечатления на свои айфоны. Но оставался вопрос: чем нам заниматься по возвращении, кроме как постить клевые фото в «Инстаграм»? Если еще когда-нибудь пересекусь с Аланом Бином, спрошу, как изменилась его жизнь после двойного пересечения эквигрависферы. Не изводится ли он от скуки тихими вечерами, пока мир на автомате вращается вокруг своей оси? А на меня не будет ли накатывать тоска — ведь что может быть лучше, чем прорезать ровно посредине кратер Дюфе? В общем, тут есть что обсудить.
— Ого! Камчатка! — выкрикнула Анна, когда наша тепловая защита распалась на миллионы комет величиной с зернышко.
Снижаясь, мы огибали по дуге Северный полярный круг, и сила тяжести в очередной раз напомнила, что всякий, кто взлетает, должен упасть. Когда сработал пиромеханизм тормозного парашюта, «Алан Бин» растряс наши кости, а закрепленный скотчем «Джембокс» оторвался и с лету саданул Эм-Дэша по лбу. Между бровей у него образовался здоровенный порез, откуда хлестала кровь; так мы и приводнились близ острова Оаху. Анна бросила Эм-Дэшу свою бандану, поскольку никто не допер захватить на лунную орбиту… угадайте — что? Для тех читателей, кто решит последовать нашему примеру: обыкновенный пластырь.