Уникальный роман

– Это называется «рикошет»! – воскликнула она. – Пуля, скользнув по гладкой поверхности, изменяет траекторию. Так промахиваются… И это все, что я, демон женского пола, могу сделать для тебя в области поэтического ремесла, где ты все же искуснее. А теперь отдай мне куклу вместе с воткнутой в нее иглой! Я это заслужила.

– Почему ты думаешь, что я соглашусь отдать тебе куклу?

– Потому что в обмен ты получил все, что можно получить.

После этих слов Александр Сергеевич бросил куклу Марине. Она подхватила ее на лету, разорвала, швырнула назад Александру Сергеевичу монеты и иглу, а куклу унесла с собой.

Пятый страх

В тот момент, когда оперный певец Матеус Дистели заснул в онкологическом отделении больницы, в своем купленном сне, выловленном из будущего, где Дистели больше не будет, Александр Сергеевич проснулся с мыслью, что кучер вчера вечером слишком быстро вез его домой. Пушкин вспомнил, как тщетно кричал ему: «Потише, дурак!» – и констатировал, что его выдумка с куклами застряла где-то «между собакой и волком».

«Хоть я и нашел дьявола, но дело отнюдь не прояснилось. Марина улизнула. И все получилось „ни два ни полтора“. Ясновельможная пани не дала ответа на мой вопрос. Остается еще Гришка, но что будет, если мое предположение, что он тот самый, нужный мне козырный туз из рукава, подтвердится? А он опасен. Может и за саблю схватиться. Тогда дело плохо. Я за иглу, он – за саблю. Но, впрочем, и против этого есть свои средства…»

Гришке Александр Сергеевич назначил встречу в пивном погребке, где потолок был таким низким, что несомненно помешал бы тому вытащить саблю из ножен. Он взял куклу с генеральскими эполетами и отправился на свидание в надежде, что снова встретит дьявола. Когда экипаж остановился перед пивной, он на всякий случай поглубже продвинул иглу Ганнибала в груди куклы, чтобы вернее разбудить «рогатого», если тот действительно сидит в Гришкиной душонке. И на всякий случай осторожно ощупал монеты под сукном его мундира, а потом, выходя из экипажа, положил куклу в карман на внутренней стороне дверки и направился в пивную – чего-нибудь выпить и дождаться гостя.

Пушкин сидел над стаканом лимонада, когда ему показалось, что в выходящем на улицу окне он увидел Гришку, направляющегося к двери пивной. Было ясно видно, что одна его рука короче другой.

– Хорошо, если это вообще может быть хорошо, – прошептал Александр Сергеевич, и сердце его дернулось, как рыба на крючке, словно заметило, что он что-то упустил, но сам этого пока еще не знает.

«Так оно и есть, сердце немо как рыба. Никогда толком не знаешь, чего именно оно от тебя хочет», – думал Александр Сергеевич, внимательно следя за входной дверью. Но время шло, а Гришка все не появлялся. И тут ему пришло в голову, что Гришка, если это действительно был он, выглядел как-то странно.

– Точно, – прошептал он, – обрил голову! И спешил по морозу с голой головой.

«Да, в этом все дело, – молнией пронеслось у него в голове, – он обрил голову, чтобы стать не подвластным силе магии и обезвредить колдовство! Опять этот расстрига расстригся и теперь даже не подумает идти в пивную, а гуляет где-то на свободе. Из трагедии прямо в комедию!»

Александр Сергеевич выскочил на улицу, огляделся по сторонам, но его гостя нигде не было.

Уже сгущался вечер, ночь медленно плескалась в Неве, и он с холодеющим сердцем подбежал к экипажу и вытащил куклу с генеральскими эполетами, чтобы проверить, не выпала ли из тряпочной груди африканская игла. Игла была на своем месте, сидела она глубоко, но, к ужасу Александра Сергеевича, кукла оказалась распоротой. В ней больше не было монет, которые он собственноручно туда зашил. Ни венецианского гроша, ни византийского серебреника, ни половины дубровницкого динара – ничего этого под сукном кукольного мундира не обнаружилось. Он растолкал кучера, который спал на козлах, и спросил было, не залезал ли кто в экипаж, но тут же отказался от безнадежного дела. Кто бы ни взял деньги, будь то кучер, который их тут же пропил и теперь спит себя не помня, или Гришка, подкравшийся и стащивший монеты из собственной куклы, результат тот же. Из куклы по-прежнему торчит африканская игла, но монет под ее суконным мундиром больше нет, и это означает, что тот, кто забрал грош, динар и серебреник, пока игла сидела в груди куклы, осудил Гришку вечно оставаться ни живым, ни мертвым, между трагедией и комедией… Если только Гришка не дьявол.

– Но я этого никогда не узнаю…

Этим и завершились поиски нечестивого. Александр Сергеевич взял кнут из рук пьяного кучера, хлестнул лошадей, они тронулись, экипаж закачался, и он, убаюканный, задремал. На колокольне Петропавловского собора грянула полночь, лошади, испугавшись звона колоколов, быстрее понеслись в сторону дома. Бубенцы на них шепотом повторяли: «В-кон-це-оди-но-чест-ва-начи-на-ет-ся-смерть, в-кон-це-оди-но-чест-ва-начи-на-ет-ся-смерть…»

Post Scriptum