Тот скосил глаза на край стола, где лежала газета. Посмотрев туда же — а там моё фото, где я обожжённого танкиста к танку несу, тогда-то меня и ранило, и статья обо мне, — я нехотя кивнул.
— Да, это я.
— Убери, — велел он, а когда я забрал зажигалку, спросил: — Что хочешь?
— СВТ в обвесе.
— С ножом и обоймами?
— Да.
— Есть такая винтовка.
Тот ушел за стеллаж, было слышно возню, грохот сдвигаемых ящиков и громкое сопение. Вскоре вернулся.
— Держи ремень, хороший, а не эта тонкая полоска, что у тебя. Подсумки, пехотная лопатка, каска, винтовка, запасные обоймы и сто патронов. Патронов вообще мало, поэтому и даю немного. Ну и три гранаты, две оборонительные и противотанковая. Она у меня давно, всё к делу пристроить не мог.
— Вот за это отдельное спасибо.
— Фляжку нужно? У меня только стеклянные.
— Своя трофейная есть.
— Тогда ладно.
Мы сидели за столом, чай попили, я стал разбираться с подарками, это именно подарки от старшины, со всем уважением, винтовка отлично вычищена, я её в сторону поставил. Взял ремень — действительно вещь. На него пристроил трофейную фляжку, потом пехотную лопатку в чехле, штык-нож, гранатный подсумок и четыре чехла для магазинов к винтовке. Пока занимался сборкой, описывал, как воевал с началом вой ны. Отстегнув ремень, застегнул новый на талии, согнав складки гимнастёрки назад.
— Вот теперь на человека похож, — довольно усмехнулся старшина.
Каску я отложил к винтовке, и продолжили общаться. Ну и рассказал про тот суд, как меня в простые красноармейцы перевели.
— Влиятельный у тебя враг, я смотрю.
— Я тоже это понял.
Тут снаружи крики раздались, оказалось, ужин наступил. Мы со старшиной сходили к полевой кухне, у него, кстати, такой же трофейный котелок, как и меня, и, вернувшись к нему в землянку, спокойно без спешки поели. К слову, на мой котелок те из комсомольцев, что меня мародёром считали, смотрели с жадностью и завистью. На полустанках приносили в термосах пищу, в основном каша была, но один раз суп выдали, так что я со своим котелком проблем не знал, а тем хоть в руки накладывай, посуды-то нет. Не продумано тут это. А потом объявили сбор маршевой роты.
Прихватил винтовку, две гранаты уже в подсумок убрал, каску на голову, ремень винтовки на правое плечо, магазины я уже снарядил, так что взвести затвор, и можно стрелять. Со старшиной я уже попрощался, хороший человек, так что встал в строй и стал пережидать, пока перекличка пройдёт. Командир — лейтенант, что прибыл за пополнением, — удивлённо глянул на меня, я один вооружен был, и отдал приказ начать движение. Рота направилась куда-то в сторону, где темнел горизонт. Меня, как вооруженного, в дозор определили с тремя бойцами. Причём не старшим. Да пофиг.
Мы только лес покинули, выходя на полевую дорогу, две встречные «полуторки» пронеслись. Рота остановилась. Народу вроде человек двести, не так и много для маршевого пополнения, дивизия, как я слышал, ведёт оборонительные бои, но потери всё равно есть. Все дивизии в корпусе, как мне сообщил старшина, обескровлены. От стоявшей колонны прибежал посыльный, мы с ним в одном вагоне ехали, передал приказ командира роты прибыть к нему, так что дальше мы бежали вместе. У ротного стоял капитан. Доложившись лейтенанту о прибытии, услышал вопрос от капитана, в котором отчётливо были слышны нотки злости:
— Боец, почему вы не сообщили, что танкист, да ещё командир роты в прошлом?
— Потому что мозги имею. Поэтому мне и повезло получить направление к артиллеристам.
— Чем тебе танкисты не угодили?
— Потому что командиры-танкисты не умеют управлять танковыми соединениями, и, пока они не научатся, прольётся огромное количество крови простых танкистов. А времени пройдёт не один год. Мне в этот скорбный список попасть не хочется.
— Уверен, что нет командиров, умеющих воевать? — уже зло хмыкнул тот.
Бойцы, что стояли неподалёку, активно грели уши, из нас никто и не думал понижать голос.
— Видел многих командиров. Умеющих воевать — ни одного, — чётко ответил я. — Я потому и выжил, что командовал и воевал как сам решал. Потому и награды сыпались, и победы были без поражений. Не учили командиров побеждать, а в войну лозунги с трибун и марши парадным строем не нужны.
— Понятно, почему тебя всего лишили. Язык слишком длинный.
— Разрешите идти? — решил я закончить этот разговор, ни к чему хорошему он не приведёт.
— Я не отпускал тебя, — огрызнулся тот. — В общем, так, я уже связался с командиром корпуса, он заинтересовался тобой. Машина ждёт, чтобы через час в штабе корпуса был.
— Вопрос можно?
— Задавай.
— Какая падла меня сдала?
— Боец, за оскорбление командира можешь под трибунал попасть.
— Старшина? — удивился я и покачал головой. — А на вид приличный человек.