Уникум (Язык мой - враг мой)

- Нет, - сказал Леша. - Если выбирать из этих двух женщин, я бы скорее поставил на Татьяну. Ирочка верно подметила: очень уж она хладнокровно держится. И мотив Татьяны теперь более или менее прорисовывается. Владислав мог рассказать ей о своих разногласиях с Мироном. Помните, он еще ходил встречать Генриха с девочками, когда Ярослав побежал успокаивать Мирона после Варькиной эскапады? Для Владислава разногласия с Мироном, возможно, и не имели особого значения, а Татьяна - кто знает, как она все это восприняла? Славка же работал не покладая рук, спал небось за компьютером, а когда добился результатов, какой-то болван решил все выбросить коту под хвост.

- Ты Славку не знаешь, - возразил Генрих. - Он никогда ни с кем, кроме Ярослава, ну и, может быть, Мирона, своими неприятностями не делился. Но с Мироном - в меньшей степени. Чтобы Славка посвящал в свои дрязги жену? Да ни за что на свете! И потом ты забываешь, я же был с девочками, когда он нас встретил. Никаких секретных разговоров они с Татьяной не вели, я помню. Славка все больше молчал. Варька, а что у тебя произошло с Мироном? Все упоминают какой-то скандал, а я ничего не понимаю. Давно хотел тебя спросить, да как-то не было случая.

- Ерунда, не стоит вспоминать, - отмахнулась я и поскорее перевела разговор на менее опасные рельсы. - Генрих, ты ведь чаще других общался с Мироном и Славками, жен их видел. Какое у тебя сложилось впечатление об отношениях в этой теплой компании? Как они ладили между собой?

- Славки с Мироном давно ладят прекрасно. Никаких трещин в их взаимоотношениях, кроме того случая, я не заметил. Девочки отдельно от мужей почти не общались, а когда встречались, держались очень любезно, но немного отчужденно. Вели между собой ничего не значащие разговоры, какие всегда ведут малознакомые люди. И Мирон, и Славки относились к женам друг друга с уважением. Ну, Нина, понятное дело, была своя, но с Ириной и Таней все тоже держались по-дружески. Словом, нормальные были у них отношения. Во всяком случае, я не заметил оснований для убийства.

- Я не хотела вам говорить, потому что получила эти сведения от Ирочки, а она раздобыла их нечестным путем... Но теперь подумала: может, это важно? У Татьяны в жизни была какая-то то ли трагедия, то ли драма. Ты что-нибудь слышал об этом, Генрих?

- Слышал, что была, но какая именно - не знаю. Ярослав предупредил нас с Прошкой, чтобы мы ни Славку, ни Татьяну о ее прошлом особенно не расспрашивали. Наверное, тебе действительно не стоит нам рассказывать, Варька. Ты ведь не думаешь, что между Таниным прошлым и этими убийствами существует связь?

- Даже более того: я пыталась эту связь изобрести, но не смогла. Насколько я поняла, Татьянина трагедия произошла довольно давно и далеко от Москвы. Мирон с Нинкой никакого отношения к Мичуринску не имеют?

- Нет. Они там и не бывали никогда, хотя Славка не раз приглашал их погостить, - ответил Генрих.

- А Татьяна в Москве прежде не бывала?

- Бывала, - неожиданно вмешался Прошка. - Я разговаривал с ней на свадьбе, и она упомянула, как в пятнадцать лет ездила с классом в Москву на экскурсию.

- Нет, это не подходит. А позже? Где она училась?

- В Воронежском медицинском.

- Значит, из ее истории мы ничего не выжмем, - разочарованно сказала я. А жаль. Для убийцы Ирочка и впрямь ведет себя на редкость омерзительно.

- А убийца, по-твоему, непременно должен поражать благородством и возвышенностью натуры? - съехидничал Прошка.

- Нет, но не должен он постоянно привлекать к себе внимание. Рано или поздно он всем глаза намозолит и неизбежно вызовет подозрения.

- Может, это все-таки Славки? - неуверенно предположил Марк. - Они ведь могли здорово разозлиться на Мирона. Кто-то из них наткнулся в темноте на Мирона и, поддавшись безотчетному порыву, столкнул вниз. Потом, может, опомнился, да было поздно...

- А потом жертва безотчетного порыва решила, что, снявши голову, по волосам не плачут и надо бы уж заодно отделаться от Нинки. - Я саркастически хмыкнула.

- Черт! Опять мы в тупике, - огорчился Прошка.

- В тупике, - эхом повторил Генрих.

Глава 17

Ночью Марку стало плохо. Услышав приглушенные стоны и возню, я вылезла из палатки и перепугалась насмерть: в свете фонарика изжелта-зеленое, покрытое крупными каплями пота лицо Марка производило жуткое впечатление. Стараясь не поддаваться панике, я нырнула в палатку к Леше с Прошкой за лекарствами и пакетом сухого молока. Пока я лихорадочно рылась в сумках и рюкзаках, проснулись все и устроили страшный переполох. Марк сначала злился на нас, отказывался принимать какие-либо лекарства и пить марганцовку, но потом ему стало совсем худо, и отбиваться от нас у него уже не хватало сил. Его всю ночь рвало, а мы кипятили воду, снова и снова разводили молоко и пичкали несчастного желудочными снадобьями. Только под утро окончательно обессилевший Марк заснул, а мы перевели дух.