Unitas, или Краткая история туалета

И морскую тоже. На кронштадтских фортах справляли нужду, присев на скалистом берегу и оборотившись спиной к морю. Начальство обратило на это внимание, и 15 января 1846 года командир кронштадтского артиллерийского гарнизона генерал-майор (фамилию установить не удалось) обратился к строителю кронштадтских укреплений генерал-майору Лебедеву со следующим письмом: «Командир форта «Император Александр I» господин подполковник Костромитинов рапортами своими от 8-го числа сего генваря за № 3 и 4 донес мне…: что необходимо нужно устроить в оном форте в отхожем месте для нижних чинов стольчяк с отверстиями дыр, потому что весьма опасно нижним чинам становиться на край, отчего легко могут поскользнуться и упасть, а также без стольчяков в отхожем месте неопрятно». Как видим, это редкий случай отправления естественных надобностей с риском для жизни.

В летнее время нечистоты удалялись из Петербурга при помощи городских и частных ассенизационных лодок, стоявших по берегам рек Смоленки и Ждановки. Эти лодки имели особое устройство: наполнялась только средняя их часть, носовая же и кормовая оставались свободными. В носовой части нередко устраивалось временное жилье для рабочих. Каждая такая лодка вмещала до трехсот возов нечистот, с воза бралась плата — 30 копеек (триста умножить на тридцать… деньги ехали немалые). Увозились нечистоты ранним утром далеко за Лахту (примерно в пятнадцати километрах от Петербурга), где и спускались в море. Когда лодки возвращались, то запах был «самый ничтожный», но все равно узнаваемый. Французский путешественник маркиз де Кюстин отмечал в своих «Записках о России» в 1839 году: «Тележки, назначенные для вывоза городских нечистот, малы и неудобны; с таким снарядом один человек и одна лошадь не могут много наработать в один день». Однако же ездили не по разу, но только ночью.

Художник-маринист, военный офицер, внук А. Н. Радищева, А. П. Боголюбов вспоминал в своих «Записках моряка-художника» (1847 г.):

«Натура моя была крепчайшая, я только бледнел, но ум пропил — много что раза три в жизни. Раз, возвращаясь зимой ночью с какой-то попойки, я был в хмелю. На парах начал буянить с братом и Эйлером, отстал от них. Вижу, тянется передо мной вереница говночистов. В пьяной башке мелькнула мысль, что они близко проедут около моего дома, я присел на полозья одного из ящиков и, несмотря на ароматы, сейчас же заснул. И каково было мое удивление, когда меня разбудили ночные деятели уже далеко за городом на кронштадтской косе, куда это добро сваливалось. Хмель прошел разом, и я побрел домой, проклиная судьбу, и притащился к себе, когда уже светало. Черт меня дернул нарисовать себя в этом плачевном виде, и тогда молва сделалась всеобщею, несмотря на то, что я показывал карикатуру только приятелям».

Другой художник, М. В. Нестеров, запомнил, как вывозили нечистоты в Москве: