Универсальная хрестоматия. 1 класс

– Пять получил! – крикнул Вовка радостно.

– Врёшь ты всё, – сказал я.

– Это я-то вру?!

– Потому, что ты лодырь!

– Ты что это?! – удивился Вовка.

– Лодырь ты. Так мой папа сказал.

– Я тебе покажу, какой я лодырь!

Вовка стукнул меня изо всей силы в нос, потом толкнул меня, и я упал в лужу.

– Получил? – крикнул он. – Ещё получишь!

– И ты получишь!

– Смотрите какой! Ещё в школу не ходит!

– А ты лодырь!

К нам подошёл дядя Витя. Дядя Витя лётчик. Мы его все очень любим. Он нас на самолёте катал.

– Мир, – сказал дядя Витя, – немедля!

Я совсем не хотел мириться. Во-первых, нос у меня болел ужасно, а во-вторых, раз Вовка лодырь… Но дядя Витя заставил. Пришлось помириться.

Дядя Витя повёл нас на улицу и купил по мороженому.

Мы молча съели мороженое.

Вовка сказал:

– У меня деньги есть. Купим ещё?

Мы купили стаканчик мороженого и пополам съели.

– Хочешь ещё? – спросил я.

– Хочу, – сказал Вовка.

Я побежал домой, взял у мамы денег, и мы купили ещё стаканчик.

Мы опять стали с Вовкой друзьями. Как будто бы и не ссорились. Оказалось, он вовсе не лодырь. Двойку он получил случайно. Это вполне может быть со всеми.

Вот как было дело: он решал задачу. Хотел точку поставить, и вдруг клякса – бац! Он хотел её промокашкой снять, а она расползлась. Не Вовка же виноват – всё проклятая клякса. Если бы не клякса, он пять получил бы.

И единицу он получил случайно. Вот как дело было: он в окно посмотрел на какую-то птицу и забыл, что он в классе. И стал разговаривать с этой птицей. В это время его к доске вызвали, чтобы он повторил, что сейчас объяснили. А он ничего не смог повторить. Птица всё виновата. А Вовка тут ни при чём. Это каждому ясно.

Максим Горький (1868–1936)

Русский писатель Максим Горький (настоящие имя и фамилия Алексей Максимович Пешков) родился в 1868 году в семье столяра-краснодеревщика и мещанки. Детство писателя прошло в доме деда. Он обучал внука по церковным книгам, а бабушка пела народные песни и рассказывала сказки.

Всё образование Горького – это ремесленное училище, в остальном жажду знаний он утолял самостоятельно, будучи практически во всём «самоучкой». Тяжёлая работа и ранние лишения преподали будущему писателю хорошее знание жизни и заронили мечту о переустройстве мира. Эту мечту он пытался воплотить в течение всей своей жизни – и своими поступками, и в своих произведениях.

Воробьишко

У воробьёв совсем так же, как у людей: взрослые воробьи и воробьихи – пичужки скучные и обо всём говорят, как в книжках написано, а молодёжь – живёт своим умом.

Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в тёплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он ещё не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать – что такое божий мир и годится ли он для него?

– Что, что? – спрашивала его воробьиха-мама.

Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:

– Чересчур черна, чересчур!

Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:

– Чив ли я?

Мама-воробьиха одобряла его:

– Чив, чив!

А Пудик глотал букашек и думал: «Чем чванятся – червяка с ножками дали – чудо!»

И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.

– Чадо, чадо, – беспокоилась мать, – смотри – чебурахнешься!

– Чем, чем? – спрашивал Пудик.

– Да не чем, а упадёшь на землю, кошка – чик! и слопает! – объяснял отец, улетая на охоту.

Так всё и шло, а крылья расти не торопились.

Подул однажды ветер – Пудик спрашивает:

– Что, что?

– Ветер дунет на тебя – чирик! – и сбросит на землю – кошке! – объяснила мать.

Это не понравилось Пудику, он и сказал:

– А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет…

Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил – он любил объяснять всё по-своему.

Идет мимо бани мужик, машет руками.

– Чисто крылья ему оборвала кошка, – сказал Пудик, – одни косточки остались!

– Это человек, они все бескрылые! – сказала воробьиха.

– Почему?

– У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу?

– Зачем?

– Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек…

– Чушь! – сказал Пудик. – Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на земле хуже, чем в воздухе!.. Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали.

Пудик не верил маме; он ещё не знал, что если маме не верить, это плохо кончится.

Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения:

Эх, бескрылый человек,
У тебя две ножки,
Хоть и очень ты велик,
Едят тебя мошки!
А я маленький совсем,
Зато сам мошек ем.

Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка – рыжая, зелёные глаза – тут как тут.

Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает:

– Честь имею, имею честь…

А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у неё дыбом встали – страшная, храбрая, клюв раскрыла – в глаз кошке целит.

– Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети…