Универсальная хрестоматия. 3 класс

Задумалась Маша, а потом решила: коли есть волокно, из него можно нитки спрясть. Спряла Маша нитки и снова задумалась. Думала, думала и решила из ниток коврик выткать. Выткала она коврик и вышила на нём молодую весёлую крапиву. Повесила коврик на стенку и сказала:

– Спасибо тебе, Крапива, что ты мне ума-разума добавила. Теперь-то уж я знаю, что не всё на свете пустое да негодное, что пустым да негодным кажется.

И стала с тех пор Маша обо всём думать, во всё вникать, везде, в каждой мелочи для людей пользу выискивать.

Андрей Платонович Платонов (1899–1951)

Родился в августе 1899 года в рабочем пригороде Воронежа. Был старшим сыном в семье слесаря железнодорожных мастерских. Учился в церковно-приходской школе, в 1914 году вынужден был оставить учебу и пойти работать. До 1917 года сменил несколько профессий: был подсобным рабочим, литейщиком, слесарем и т. п. По словам Платонова, «жизнь сразу превратила меня из ребёнка во взрослого человека, лишая юности».

В 1918 году Платонов поступил в Воронежский железнодорожный политехникум, реализовав проявившийся в нём с детства интерес к машинам и механизмам. Некоторое время, прервав учёбу, работал помощником машиниста.

С 12 лет Платонов писал стихи. В 1918 году начал работать журналистом в воронежских газетах. С этого времени Платонов становится одним из самых заметных литераторов Воронежа.

В 1926 году переселился в Москву, а с 1927 года целиком отдался литературному труду.

В годы Отечественной войны Платонов работал фронтовым корреспондентом газеты, писал рассказы на военную тему. Умер Платонов в Москве 5 января 1951 года. Многие произведения Платонова были опубликованы только после его смерти.

Ещё мама

– А я, когда вырасту, я в школу ходить не буду! – сказал Артём своей матери, Евдокии Алексеевне. – Правда, мама?

– Правда, правда, – отвечала мать. – Чего тебе ходить!

– Чего мне ходить? Ничего! А то я пойду, а ты заскучаешь по мне. Не надо лучше!

– Не надо, – сказала мать, – не надо!

А когда прошло лето и стало Артёму семь лет, Евдокия Алексеевна взяла сына за руку и повела его в школу. Артём хотел было уйти от матери, да не мог вынуть свою руку из её руки; рука у матери теперь была твёрдая, а прежде была мягкая.

– Ну что ж! – сказал Артём. – Зато я домой скоро приду! Правда, скоро?

– Скоро, скоро, – ответила мать. – Поучишься чуть-чуть и домой пойдёшь.

– Я чуть-чуть, – соглашался Артём. – А ты по мне дома не скучай!

– Не буду, сынок, не буду скучать.

– Нет, ты немножко скучай, – сказал Артём. – Так лучше тебе будет. А игрушки из угла убирать не надо: я приду и сразу буду играть, я бегом домой прибегу.

– А я тебя ждать буду, – сказала мать, – я тебе оладьев испеку.

– Ты будешь ждать меня? – обрадовался Артём. – Тебе ждать – не дождаться! Эх, горе тебе! А ты не плачь по мне, ты не бойся и не умри, смотри, а меня дожидайся!

– Да уж ладно! – засмеялась мать Артёма. – Уж дождусь тебя, милый мой, авось не помру!

– Ты дыши и терпи, тогда не помрёшь, – сказал Артём. – Гляди, как я дышу, так и ты.

Мать вздохнула, остановилась и показала сыну вдаль. Там, в конце улицы, стояла новая большая рубленая школа – её целое лето строили, – а за школой начинался тёмный лиственный лес. До школы отсюда ещё было далеко, до неё протянулся долгий порядок домов – дворов десять или одиннадцать.

– А теперь ступай один, – сказала мать. – Привыкай один ходить. Школу-то видишь?

– А то будто! Вон она.

– Ну иди, иди, Артёмушка, иди один. Учительницу там слушайся, она вместо меня будет!

Артём задумался.

– Нет, она за тебя не будет, – тихо произнёс Артём, – она чужая.

– Привыкнешь, Аполлинария Николаевна тебе как родная будет. Ну иди! – Мать поцеловала Артёма в лоб, и он пошёл один.

Отошедши далеко, он оглянулся на мать. Мать стояла на месте и смотрела на него. Артёму хотелось заплакать по матери и вернуться к ней, но он опять пошёл вперёд, чтобы мать не обиделась на него. А матери тоже хотелось догнать Артёма, взять его за руку и вернуться с ним домой, но она только вздохнула и пошла домой одна.

Вскоре Артём снова обернулся, чтобы поглядеть на мать, однако её уже не было видно.

И пошёл он опять один и заплакал. Тут гусак вытянул шею из-за изгороди, крякнул и защемил клювом штанину у Артёма, а заодно захватил и кожу на его ноге. Артём рванулся и спасся от гусака. «Это страшные дикие птицы, – решил Артём, – они живут вместе с орлами».

На другом дворе были открыты ворота. Артём увидел лохматое животное с приставшими к нему репьями, животное стояло к Артёму хвостом, но всё равно оно было сердитое и видело его.

«Ктой-то это? – подумал Артём. – Волк, что ли?» Артём оглянулся в ту сторону, куда ушла его мать, – и не видать ли её там, а то этот волк побежит туда. Матери не было видно, она уже дома, должно быть, это хорошо, волк её не съест. Вдруг лохматое животное повернуло голову и молча оскалило на Артёма пасть с зубами.

Артём узнал собаку Жучку.

– Жучка, это ты?

– Р-р-р! – ответила собака-волк.