Универсальная хрестоматия. 4 класс

Вихорь вился под ногами.

И в два мига, коль не в миг,

Наш Иван воров настиг.

Братья, то есть, испугались,

Зачесались и замялись.

А Иван им стал кричать:

«Стыдно, братья, воровать!

Хоть Ивана вы умнее,

Да Иван-то вас честнее:

Он у вас коней не крал».

Старший, корчась, тут сказал:

«Дорогой наш брат Иваша,

Что переться — дело наше!

Но возьми же ты в расчёт

Некорыстный наш живот [21] .

Сколь пшеницы мы ни сеем,

Чуть насущный хлеб имеем.

А коли неурожай,

Так хоть в петлю полезай!

Вот в такой большой печали

Мы с Гаврилой толковали

Всю намеднишнюю ночь —

Чем бы горюшку помочь?

Так и этак мы вершили,

Наконец вот так решили:

Чтоб продать твоих коньков

Хоть за тысячу рублёв.

А в спасибо, молвить к слову,

Привезти тебе обнову —

Красну шапку с позвонком

Да сапожки с каблучком.

Да к тому ж старик неможет [22] ,

Работать уже не может;

А ведь надо ж мыкать век, —

Сам ты умный человек!» —

«Ну, коль этак, так ступайте, —

Говорит Иван, — продайте

Златогривых два коня,

Да возьмите ж и меня».

Братья больно покосились,

Да нельзя же! согласились.

Стало на небе темнеть;

Воздух начал холодеть;

Вот, чтоб им не заблудиться,

Решено остановиться.

Под навесами ветвей

Привязали всех коней,

Принесли с естным лукошко,

Опохмелились немножко

И пошли, что боже даст,

Кто во что из них горазд.

Вот Данило вдруг приметил,

Что огонь вдали засветил.

На Гаврилу он взглянул,

Левым глазом подмигнул

И прикашлянул легонько,

Указав огонь тихонько;

Тут в затылке почесал,

«Эх, как тёмно! — он сказал. —

Хоть бы месяц этак в шутку

К нам проглянул на минутку,

Всё бы легче. А теперь,

Право, хуже мы тетерь…

Да постой-ка… мне сдаётся,

Что дымок там светлый вьётся…

Видишь, эвон!.. Так и есть!..

Вот бы курево развесть!

Чудо было б!.. А послушай,

Побегай-ка, брат Ванюша!

А, признаться, у меня

Ни огнива, ни кремня».

Сам же думает Данило:

«Чтоб тебя там задавило!»

А Гаврило говорит:

«Кто-петь знает, что горит!

Коль станичники пристали,

Поминай его, как звали!»

Всё пустяк для дурака.

Он садится на конька,

Бьёт в круты бока ногами,

Теребит его руками,

Изо всех горланит сил…

Конь взвился, и след простыл.

«Буди с нами крестна сила! —

Закричал тогда Гаврило,

Оградясь крестом святым. —

Что за бес такой под ним!»

Огонёк горит светлее,

Горбунок бежит скорее.

Вот уж он перед огнём.

Светит поле словно днём;

Чудный свет кругом струится,

Но не греет, не дымится.

Диву дался тут Иван.

«Что, — сказал он, — за шайтан [23] !

Шапок с пять найдётся свету,

А тепла и дыму нету;

Эко чудо-огонёк!»

Говорит ему конёк:

«Вот уж есть чему дивиться!

Тут лежит перо Жар-птицы,

Но для счастья своего

Не бери себе его.

Много, много непокою

Принесёт оно с собою». —

«Говори ты! Как не так!» —

Про себя ворчит дурак;

И, подняв перо Жар-птицы,

Завернул его в тряпицы,

Тряпки в шапку положил

И конька поворотил.

Вот он к братьям приезжает

И на спрос их отвечает:

«Как туда я доскакал,

Пень горелый увидал;

Уж над ним я бился, бился,

Так что чуть не надсадился;

Раздувал его я с час —

Нет ведь, чёрт возьми, угас!»

Братья целу ночь не спали,

Над Иваном хохотали;

А Иван под воз присел,

Вплоть до утра прохрапел.

Тут коней они впрягали

И в столицу приезжали,

Становились в конный ряд,

Супротив больших палат.

В той столице был обычай:

Коль не скажет городничий —

Ничего не покупать,

Ничего не продавать.

Вот обедня наступает;

Городничий выезжает

В туфлях, в шапке меховой,

С сотней стражи городской.

Рядом едет с ним глашатый,

Длинноусый, бородатый;

Он в злату трубу трубит,

Громким голосом кричит:

«Гости! Лавки отпирайте,

Покупайте, продавайте.

А надсмотрщикам сидеть

Подле лавок и смотреть,

Чтобы не было содому [24] ,

Ни давёжа, ни погрому,

И чтобы никой урод

Не обманывал народ!»

Гости лавки отпирают,

Люд крещёный закликают:

«Эй, честные господа,

К нам пожалуйте сюда!

Как у нас ли тары-бары,

Всяки разные товары!»

Покупальщики идут,

У гостей товар берут;

Гости денежки считают

Да надсмотрщикам мигают.

Между тем градской отряд

Приезжает в конный ряд;

Смотрит — давка от народу.

Нет ни выходу ни входу;

Так кишмя вот и кишат,

И смеются, и кричат.

Городничий удивился,

Что народ развеселился,

И приказ отряду дал,

Чтоб дорогу прочищал.

«Эй! вы, черти босоноги!

Прочь с дороги! прочь с дороги!» —

Закричали усачи

И ударили в бичи.

Тут народ зашевелился,

Шапки снял и расступился.

Пред глазами конный ряд;

Два коня в ряду стоят,

Молодые, вороные,

Вьются гривы золотые,

В мелки кольца завитой,

Хвост струится золотой…

Наш старик, сколь ни был пылок,

Долго тёр себе затылок.

«Чуден, — молвил, — божий свет,

Уж каких чудес в нём нет!»

Весь отряд тут поклонился,

Мудрой речи подивился.

Городничий между тем

Наказал престрого всем,

Чтоб коней не покупали,

Не зевали, не кричали;

Что он едет ко двору

Доложить о всём царю.

И, оставив часть отряда,

Он поехал для доклада.

Приезжает во дворец.

«Ты помилуй, царь-отец! —

Городничий восклицает

И всем телом упадает. —

Не вели меня казнить,

Прикажи мне говорить!»

Царь изволил молвить: «Ладно,

Говори, да только складно». —

«Как умею, расскажу:

Городничим я служу;

Верой-правдой исправляю

Эту должность…» — «Знаю, знаю!» —

«Вот сегодня, взяв отряд,

Я поехал в конный ряд.

Приезжаю — тьма народу!

Ну, ни выходу ни входу.

Что тут делать?.. Приказал

Гнать народ, чтоб не мешал.

Так и сталось, царь-надёжа!