Университет. Хранитель идеального: Нечаянные эссе, написанные в уединении

Волатильность и свобода маневра в наполнении «пространства для» сказываются на динамике и содержании картины мироустройства, лежащей в основе университетской конструкции, придавая ей сценарный (то есть вероятностный) и даже проектный характер. Можно сравнить эти идеи немецких и британских мыслителей с тезисом, сформулированным почти через двести лет: «Почти все подлинно самобытные университеты создают идеальную неразрывную сеть когнитивного влияния, охватывающую отдельные дисциплины и воздействующую на качество всего целого (курсив мой. – С. З.)»[52], где «когнитивная сеть» выступает в качестве «пространства для», а образ «целого» в качестве его возможного наполнения. (Заметим, что содержание «целого» непредзадано, но и не неотделимо от «своего» пространства.)[53]

Несмотря на всю радикальность отношения к традиции (мы помним, что первоначально Гумбольдт не хотел называть свое детище университетом, предпочитая говорить о «высших научных заведениях». Это словоупотребление, безусловно, перекликается с просвещенческой критикой Университета на протяжении XVIII века[54]), Берлинский университет унаследовал от своих предшественников как минимум две характеристики, которые и восстановили идентичность Университета как института, даже, может быть, вопреки воле своего основателя.

Во-первых, это обязательство предложить свою версию картины мира и ее предъявления (per modum exposicionis – образование) и постижения (per modum commentarii – исследование), как это повелось от Альберта Великого и Фомы Аквинского. Во-вторых, это, конечно, принадлежность традиции чистой науки, идеального знания, суть которой для Гумбольдта состоит уже не столько в комментариях к канону, как у отцов-основателей, сколько в демонстрации техники мышления и применения разума.

Это действительно обозначение исторической связности. Но есть и отличия: per modum exposicionis и per modum commentarii сами по себе становятся предметом познающего разума – и как исследовательский объект (как мы это делаем и как это соотносится с «истиной»), и как практика образовательной деятельности (коммуникация и коллективное мышление). Весь этот сложный комплекс из исследования, образования и рефлексии этой деятельности и задает объем понятия Bildung.

Таким образом, Университет создает пространство разума, или коллективную культуру мышления, которая позволяет рациональной аргументации стремиться к истинности и объективности, сочетая картину мира (exposicionis) и критическое суждение по отношению к этой картине (commentarii).

Коллективная культура мышления[55] (одну из современных версий которой называют «сеть когнитивного влияния») перекликается через полтора столетия с «коммуникативной рациональностью» Ю. Хабермаса, который, в свою очередь, опирается на «Нечаянные мысли» Шлейермахера. «Университетские учебные процессы, – апеллирует Хабермас к Шлейермахеру, – могут быть, в конечном счете, интегрированы лишь с помощью коммуникативных форм научной аргументации»[56]. Это означает, что на место синтезирующего пространства культуры (мышления) Гумбольдта помещается «коммуникативная рациональность» второй половины XX века, расширяющая пространство присутствия разума до коллективных, в том числе публичных форм коммуникации. Центр университетской конструкции («пространство для») должен, таким образом, быть занят идеей, связанной с языком, сетями, коммуникацией и общественным доверием, но уже не в логике этничности и национального государства, как у Гумбольдта, а применительно к современному контексту глобализации.

Юрген Хабермас в своей Идее Университета почти напрямую уподобляет микрокосм Университета всей сложности современного мира (модель, картина мира) и столь же однозначно указывает на своих предшественников в этой аналогии. «Чтобы отчетливо представить себе весь сложный состав взаимосвязи между системой университета и мирожизненной реальностью (курсив мой. – С. З.), мне придется очистить ядро этой идеи от шелухи чрезмерного упрощенчества. Для начала мы обратимся к классическому ее виду, как он представлен у Шеллинга, Гумбольдта, Шлейермахера, а затем рассмотрим три варианта ее модернизации, предложенные Ясперсом, Шельски и реформаторами из Социалистического Союза немецких студентов»[57].