Университет

– А как же. – Стивенс затянулся и загасил сигарету в пепельнице, хотя она была почти целая. – Но самым страшным было то, что изменились Пат и Эми. Они стали очень молчаливыми, очень отстраненными, и хотя я постоянно пытался выяснить, что с ними такое, мне было сказано, что у них все хорошо. Я стал думать, что, может быть, Эми – или Эми и Пат – подвергаются растлению и сексуальным надругательствам. Хотя никаких реальных причин так думать у меня не было. То есть я хочу сказать, что в подготовительной школе преподавали только сертифицированные, как и моя жена, педагоги, а все вспомогательные функции выполнялись выпускниками педагогического факультета. Тем не менее я спросил об этом Пат, и у нее сорвало крышу. Мы здорово поссорились, и я отправился спать на диван. Но ночью она пришла в гостиную, устроилась рядом со мной и рассказала, что очень боится. Пока ничего не произошло, но студенты мужского пола вдруг начали помогать в подготовительной школе, атмосфера, по ее словам, стала очень странной, и она чувствует себя не в своей тарелке. Я сказал ей, что надо немедленно забирать оттуда Эми, но Пат заявила, что с дочерью ничего не случится, пока она рядом. И она будет за этим следить.

На следующий день – и это действительно был следующий день – у меня был семинар по началам литературного творчества. Я попросил студентов написать эссе об абортах, о всех «за» и «против», объемом в три-пять страниц, и к тому времени, когда я вошел в класс, все они сдали свои работы. По крайней мере, я так подумал. Но оказалось, что на моем столе лежит пачка листков, на каждом из которых написано: «Я трахал вашу дочь».

– Боже, – вырвалось у Йена.

– Я посмотрел на аудиторию – все они смотрели на меня с какими-то полуулыбками – и перепугался до потери пульса. Неожиданно я понял, что должен забрать Пат и Эми из подготовительной школы и бежать из кампуса. В тот же самый миг я выбежал из аудитории и бросился через кампус к тому месту, где находилась подготовительная школа… – Стивенс закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох. – Я сразу же заметил, что на небольшой игровой площадке находится слишком много народу. Слишком много взрослых. Бежал я изо всех сил и на бегу слышал смех взрослых и крики детей, а подбежав, увидел двух звезд нашей футбольной команды, одетых лишь в набедренные повязки, раздевающих маленького мальчика, прижав его к игрушечной черепахе из бетона, стоявшей на игровой площадке. Ни Пат, ни Эми на площадке не было, поэтому я перепрыгнул через низенькую загородку и вбежал в здание. Пат и еще две женщины, голые, сидели, связанные, в углу. А мужчины насиловали мою дочь!

– О господи, – не смог сдержаться Йен.

– И пользовали они ее не в вагину! – Стивенс хлопнул рукой по столу и возвысил голос. – И не в рот! – Он еще раз ударил по столу. – И даже не в зад! – Еще один удар. – Они вспороли ее живот и насиловали ее печень, почки, кишки! – Теперь он уже практически кричал, и все посетители ресторана таращились на него, но старались делать это незаметно. – Трое из них были на ней, двое дожидались своей очереди, а еще один, с длинным хером, мочился на ее кровь. Тут я взбесился, схватил стул и разбил ему его гребаную башку, а те, что ждали своей очереди, набросились на меня, и я практически забил их до смерти. – Тут он вновь закрыл глаза и сильно зажмурил их, будто старался избавиться от образов, заполнявших его сознание. – На полу лежали другие мальчики и девочки, окровавленные и мертвые, но некоторым из детей, наверное, удалось убежать, потому что трупов было не так много.

К ним с испуганным видом подошла официантка.

– Доктор Эмерсон? – неуверенно обратилась она ко мне. – Сэр?

– Отвали! – рявкнул на нее Стивенс.

Она мгновенно исчезла.

– Трое оставшихся молодчиков сбежали. Я поднял Эми, положил ее на стол и развязал Пат. Вместе мы как-то донесли ее до клиники. Но она была уже мертва. Я вызвал полицию, та все зафиксировала, и я взял двухнедельный отпуск. А потом решил, что не могу больше преподавать, и послал свое заявление об отставке. Пат поехала вместе со мной, чтобы разобрать мой стол.

Неожиданно Стивенс замолчал, и глаза его уставились в никуда. Йен не знал, закончил ли он или собирается продолжать, но давить на Гиффорда ему не хотелось, поэтому он просто пил свой чай, давая собеседнику собраться с мыслями.

– До моего кабинета мы не добрались, – сказал наконец Стивенс очень тихо. – Я сразу заметил, что в кампусе все изменилось. Я чувствовал эту разницу. Я знал, что все стало не так и что мне надо разворачиваться и ехать, не оборачиваясь, куда подальше. И ничего не забирать из кабинета. Стекла в зданиях были разбиты; несколько больших лип, росших перед университетом, стояли без листьев и не подавали признаков жизни, хотя на дворе стояла весна и две недели назад с ними все было в порядке. Студентов в кампусе почти совсем не было видно.