Университет

– Спасибо. – Джим взял макет первой страницы и просмотрел его. Покачав головой, положил его в коробку вместе с остальными и протянул ее Ричарду. – На будущее мы установим очередность. В этом семестре мы все будем делать это по очереди.

Ричард уехал, а Джин с помощницами стали счищать скальпелями воск со световых столов и прибираться. Джим повернулся к оставшимся сотрудникам, которые смотрели на него, как будто ждали, когда он их распустит.

– Отличная работа, – сказал Паркер. – Увидимся завтра. – Он кивнул Стюарту. – Выясни все, что сможешь, завтра утром. Может быть, поручим кому-нибудь из репортеров сделать врезку.

– Репортеров? – переспросил Стюарт. – Ты хочешь сказать, что они у нас есть?

Все рассмеялись. Первый номер был написан и сверстан редакторами в течение недели перед началом занятий. Нынешний, второй, номер был сделан ими же.

– По коням, – сказал Джим.

Сотрудники стали постепенно выходить из комнаты. Паркер повернулся к Джин, чтобы извиниться за то, что задержал ее так надолго, – и в этот момент из холла донесся знакомый звук инвалидной коляски Хови.

– Черт, – пробормотал Джим. Во всей этой суете он совсем забыл, что должен был забрать друга из книжного магазина.

Паркер вышел в холл, ожидая увидеть недовольного Хови и зная, что заслужил это, но лицо его друга было спокойным, а поведение – таким же хладнокровным, как и всегда.

– Прости, – сказал Джим прежде, чем Хови успел произнести хоть слово. – Мне пришлось передвинуть сроки из-за самоубийства и…

Тот улыбнулся и отмахнулся от его извинений.

– Проехали. Я понимаю. Всё в порядке. Я так и понял. И поэтому приехал сюда. – На нем был его старый фланелевый пиджак, но Джим сразу же заметил, что на правой груди у него появился новый значок. Он наклонился, чтобы прочитать надпись.

– «Ешь дерьмо и лай на Луну», – помог ему Хови с ухмылкой. – Парень продавал перед студенческим центром. Я не смог удержаться.

– Как раз для тебя, – сказал Джим. – Ладно, сейчас я заберу шмотки из отдела новостей, и мы что-нибудь съедим. Просто умираю от голода.

– Слушаюсь! – Хови нажал на маленький рычажок на подлокотнике коляски и поехал вслед за Джимом, поздоровавшись по пути с Джин и ее помощницами.

– Так что же там произошло? – спросил он. – Слышал, что все это из-за несчастной любви.

– Пока не знаю. Никакой записки не нашли, но уже связались с родителями парня. Может быть, он оставил записку дома, или что-то в этом роде.

– Оценки здесь точно ни при чем. Прошла только первая неделя учебы.

– Никто ничего не знает. – Джим взял рюкзак со стола, засунул в него какие-то бумаги и застегнул молнию, после чего выключил свет. – Пошли на улицу.

Над кампусом стояла тишина. Единственными звуками, пока Джим с Хови шли на парковку, были звуки шагов Джима по асфальту и механическое жужжание коляски Хови. Дневная смена разошлась по домам, вечерники сидели на лекциях, и единственным, кого они увидели на улице, был член студенческого братства, расставлявший столик с кофе и пончиками перед зданием физического факультета. Официально лето еще не закончилось, но ветерок был прохладный, а траву покрывала роса.

Джим понял, что опять думает, почему ему так не хотелось возвращаться в Брею. Когда он приехал на прошлой неделе, записался на нужные курсы и поселился в общежитии, то решил, что все его сомнения были абсолютной глупостью. Дурная детскость, очень напоминающая идиотизм. Но сейчас, когда у него перед глазами стояли фотографии, сделанные Ричардом, а кампус был темным, холодным и пустынным, сомнения вновь показались ему обоснованными. Что-то в этом Университете беспокоило его, что-то раздражало. Даже сейчас, хотя он готов был свалить все на эти тревожные фотографии мертвого студента, Паркер знал, что смущает его что-то другое – нечто, чего он не мог определить, но что, тем не менее, было настолько же реально, насколько и окружающая его темнота.

Дрожь пробежала по его спине и шее.

– Куда мы идем? – спросил Хови. – В «Биллз бургерз»?

– Что? – Джим взглянул на своего друга и сморгнул. – А, ну да. Хороший выбор.

– Я не был там с прошлого семестра.

– Я тоже.

Хови сильнее нажал на рычаг своей коляски и, обогнав Джима, повернул налево и направился к съезду для инвалидных колясок, ведущему на парковку. Джим следил за своим другом. Когда на прошлой неделе он вернулся в Брею, вид Хови его шокировал. Казалось, что тот стал еще меньше и выглядел еще более хрупким, чем раньше. А его лицо похудело настолько, что напоминало череп. Джим почувствовал боль, когда пришел в общагу к Хови и тот открыл ему дверь, – это было какое-то пугающее, тошнотворное ощущение. Они никогда не обсуждали вопросы мускульной дистрофии – Хови был не такой человек, чтобы рассуждать о своей болезни, – и Джим решил для себя, что, так или иначе, болезнь приостановлена. Он никогда не задумывался о том, что она относилась к категории дегенеративных и Хови могло становиться только хуже.

Тогда он впервые понял, что его друг может умереть.