Университетская роща. Сборник рассказов

Когда щипали за дело, он не обижался. Более того, он прекрасно понимал, что в бешенном ритме телевидения ни всегда есть возможность отточить и выверить текст, из огромного количества отснятых исходных материалов выбрать именно те кадры, куски интервью, шумы или звуки, которые уместны именно в этом репортаже. На телевидении всё происходит скорее вопреки, нежели благодаря чему-то. Дежурная ситуация, ты возвращаешься с вечерних съемок за полчаса до главного вечернего эфира, с полной уверенностью, что сейчас ты чего-нибудь съешь, выпьешь чаю, посмотришь с ребятами выпуск и затем, спокойно подготовишь материал, который пойдет завтра в утреннем эфире. Распахивается дверь аппаратной, оттуда вылетает главный редактор и еле сдерживая маты, красный от напряжения, кричит на всю студию:

– Делай, что хочешь, но материал должен быть готов через двадцать минут. Мы круто не добираем по времени, дырка в четыре минуты. Твой репортаж пойдет в вечерний эфир. И подлиннее, хотя бы минуты три. Можешь три с половиной.

Где уж тут до тонкостей, мастерства или эстетства. Сам погибай, но товарищей выручай. Вот и клеишь залепуху с текстом, где одна вода, затянутые неинтересные интервью и всё в таком духе. Можно взбрыкнуть и отказаться, но тогда ты недолго протянешь в этом коллективе. А если вывернешься и сможешь, это все оценят.

Бывает иначе, когда никто не виноват и нет никаких дырок. Вечером происходит очень важное событие, которое во что бы то ни стало надо подать. Опять, не важно как, лучше конечно хорошо, но важно, чтобы оно было в эфире. Между каналами всегда была и есть конкуренция, счет идет на минуты, кто первый сообщил, тот и король. Это на следующий день можно показать развернутый сюжет, с комментариями, историческим экскурсом, мнениями всех сторон. Тему можно муссировать хоть неделю, показывая её в развитии. Но выйти в эфир первыми, когда событие только произошло, а еще лучше, когда оно осталось незамеченным остальными – это высший пилотаж.

Зная все это, Ярослав никогда не комментировал и не смеялся над ляпами коллег с других каналов. Ведь неизвестно, в каких условиях пришлось делать «неудавшийся» репортаж или сюжет. Телевидение – это сурово. Здесь реально выживают сильнейшие.

А что, до критики преподавателей, то на неё у Ярослава был иммунитет. Еще на первом курсе ему объяснил Белоусов:

– Страна у нас такая, кто не умеет писать, учит. Кто не умеет играть в футбол, тренирует. Поэтому не обольщайся на счет журфака. Он поможет прекрасно знать и разбираться в литературе, глубоко погрузит в русский язык, даст поверхностное представление о философии, экономике и геополитике. Но писать тебя никто не научит… Это – или есть, или нет. Хочешь стать классным специалистом, работай с молодых ногтей, глядишь и выплывешь.

Вот Ярослав и работал, не обращая внимания на мелкие занозы. Досадно было только в одном случае. Когда время позволяло все сделать хорошо, но что-то отвлекло или помешало и, придя домой, перекусив и немного успокоившись после очередного суматошного, аврального и безумного телевизионного дня, слегка отдохнув и посмотрев итоговый вечерний выпуск в ночном повторе, естественно, мысли были только одни:

– Никогда нельзя терять концентрации. Нужно все делать профессионально от начала и до конца.

Сытый, отдохнувший, с проветренными мозгами на свои сюжеты он смотрел иначе:

– А вот сейчас бы сделал по-другому. Если бы не нужно было торопиться на следующий сюжет, и текст можно было написать поизящней, и эпизоды смонтировал бы в другом порядке, да и интервью второе было лишним… Ну завтра утром в универе начнется…

Это только одногруппники Ярослава были к нему лояльны. Они знали, что он хороший парень и все успехи достигнуты его умом и горбом. У него нет папы продюсера или банкира, он из простой семьи и всего достиг сам. А младшие и старшие курсы были уверены, что на телевидение его запихали, постоянно ему помогают и свой путь в жизни Сокол пробивает не сам, а кто-то за него. Поэтому многие его не любили, завидовали и только и ждали, чтобы он споткнулся. В моменты маленьких триумфов его, естественно, никто не хвалил, а вот поёрничать в моменты промахов своим долгом считали многие:

– Круто у тебя вчера в одном предложении «чтобы» два раза. Можно было без «чтобы-чтобы», просто написать два простых предложения, или, – Ну ты и нагородил вечером в репортаже про больницу, и эти твои дурацкие «чтобы». Зачем так сложно и громоздко, ты же не Толстой. Пиши проще, это ведь новости…

Ярослав как обычно отшучивался. Ему никогда не хотелось оправдываться или рассказывать, что этот текст он писал в машине на коленке, когда та, нарушая правила, металась из ряда в ряд, визжа тормозами, неслась в редакцию, чтобы он успел в эфир.

Его лучший друг Никита Гусев, на всё это смотрел иначе.

– Ярослав, да заткни ты им пасти. Обруби раз жестко, и все замолкнут.

– Поэт, не дорожи народною молвою…– улыбнулся Ярослав.

– Нет, ну, в самом деле, они умничают, а сами за всю жизнь, ни строчки не написали.