Университетская роща

Вот такую ботаническую характеристику он дал кедру. Он измерял степень его охвоения, длину соцветий и шишко-ягоды. Он мог дотошно перечислить все его ботанические признаки и особенности. Ботаника — ремесло Крылова; он имел право нелицемерно сказать о себе, что овладел этим ремеслом и тверд в знаниях. Он мог говорить и писать что угодно — а в душе слагал гимны любимому дереву, испытывая чувства возвышенные и никак не укладывающиеся в строгие научные рамки.

Дозорные сибирской тайги… Добрые, могучие великаны… Дерево-кормилец, дерево-защитник, дерево-лекарь… И — злодейство?! Нет, тут что-то не так.

— Пришли. Вот, — сказал Елисей с запозданием, хотя и без того было понятно, что пришли. — Ты иди, Порфирий Никитич, а я на берегу побуду. Может, рыбу словлю.

— Хорошо. Ступай на берег, — согласился Крылов, понимая, что Елисей по какой-то причине не желает дальше сопровождать его.

Вековая подстилка из хвои пружинила под ногами, скрадывала шаги. Крылов шел от кедра к кедру, и какое-то непонятное чувство тревоги и настороженности овладевало им все сильнее.

Казалось, в Священном лесу не было ничего необычного. Высококронные деревья отстояли друг от друга настолько, чтобы не мешать никому. Между ними лежали небольшие поляны, поросшие иван-чаем, медуницей и множеством других таежных растений. Лес был старый, но еще плодоносил: на ветвях Крылов заметил молодые шишки-колокольчики, завязь нынешнего года. Все, как в обычном кедровом лесу: и тишина, и чистота, и покой.

Впрочем, с тишиной что-то было не так…

Крылов остановился, прислушался. Неясный таинственный гул доносился откуда-то сверху, будто бы там установлены были разномерные органные трубы с поддувальными мехами, и кто-то медленно и однообразно нажимал на басовые клавиши. Звук этот то усиливался, то затихал, еще более подчеркивая впечатление «игры».

Крылов сложил ботанизирку и походную сумку под дерево, снял пиджак, сапоги, фуражку, и, выбрав кедр пораскидистее, с толстыми нижними ветками, полез наверх.

С его стороны это было рискованное решение, он давно уж не лазил по деревьям, был грузен и неловок. Даже опытные кедролазы срываются порой с высоты; Крылов видел однажды, как обломилась ветка, и парень, не успев крикнуть, рухнул на землю; после вскрытия врач сказал, что он погиб еще в воздухе, от разрыва сердца.

Первые метры пути Крылов одолел сравнительно быстро. Дальше — труднее. Ветки росли гуще, но были тоньше и ненадежнее. Несмотря на это, обдирая руки и плечи, он добрался до вершины. Вернее, до развилья, где вершина раздваивалась, делилась пополам.

Он даже головой покачал от удивления, когда увидел вбитое в развилье деревянное кольцо. Длинное, полое внутри, оно походило на трубу, вросло в макушку дерева, стало частью его самого. И Крылов понял причину гула, шедшего сверху на землю: это ветер дудел в деревянную трубу, издавая таинственные звуки.

Вот тебе и орган, божественное музыкальное орудие…

Желая закрепить догадку, Крылов не поленился и облазил еще несколько деревьев и пришел к выводу, что «органы» — а они были разной формы, среди музыкальных орудий он нашел даже одну трещотку — устанавливались не на всех деревьях, а лишь на тех, где имелась раздвоенная вершина, где труба могла быть укреплена прочно и незаметно. Ясно, что это было делом рук человеческих…

Под этой заветной кедрою

Кружил одичалый шаман…

Ничего сверхъестественного. Волхвы сибирских инородцев, кудесники с бубнами знали, что на такой высоте всегда гуляет ветер, всегда сквозит и тянет, — стало быть, Священный лес не смолкнет никогда. Они-то знали, а на темных самоедо-остяков это, конечно же, производило сильное впечатление: поющий кедровник, это разве не чудо?

Крылов сел под дерево отдохнуть. Перепачканные смолой руки липли. Горели ссадины.

И все-таки одних звуков, гула этого — мало, чтобы родилась страшная легенда о том, что деревья пожирают людей, — размышлял он, пытаясь содрать смолу с пальцев. — Это могло внушить трепет — и только. Значит, надо искать…».

Он вспомнил все, что стало ему известно со слов Елисея и шаманки Лондры о похоронах среди «окуневых людей».

Раньше сель-купы хоронили своих покойников просто: укладывали в долбленую из кедра колоду и отправляли вниз по течению. Там, на севере, считали они, реки впадают в Мертвое море, там Сторона мертвых. Потом, с приходом русских, они стали устраивать кладбища — но тоже непременно по берегам рек. Хоронили в земле, ногами в сторону устья; крест ставили в головах. Кладбища отстояли далеко от стойбища, верст сто, а то и двести.

А Священный лес? Как распознать его тайну?

И вдруг взгляд Крылова упал на какой-то предмет, застрявший в ветвях соседнего дерева. Он встал и подошел поближе, чтобы получше рассмотреть.

Это была обыкновенная катушка для жильных ниток, которыми пользовались сель-купские женщины. Особенность же ее заключалась в том, что изготовлена она была из мамонтовой кости и не застряла между ветвями, а была специально подвешена к толстому сучку.