Гаврюшина принялась вызванивать какого-то знакомого, который сейчас в буфете, но захватит стул с собой, когда пойдет обратно. Знакомый был уже не в буфете, но она узнала у него телефон другого знакомого и так до бесконечности.
Апресян принесла со второго этажа три дивана, пять кресел, дверь от лифта и местного декана, которого она уговорила все это тащить, но спинку от стула забыла.
– Вот! – сказал Щукин Воздвиженскому. – Никакого риска для стула, сам видишь. Сессия не будет сорвана.
В университете была студентка Картузикова. В ней было столько веры в себя, смелости и бойкости, что все воспринимали ее как очень красивую. Она буквально царила.
Профессор Щукин восхищался Картузиковой. Он сказал:
– Каждый человек приходит на рынок жизни с товаром и лихорадочно пытается понять, сколько его товар стоит. Пятачок? Миллион? И все время сомневается в оценке. Иной раз и за пятачок отдать готов и вовсе даром, а порой кажется, что и никаких денег в мире не хватит, чтобы его товар купить. И всегда в бонусе оказываются люди, которые за свой посредственный товар требуют высокую цену. Они сами в него верят и других в него верить невольно заставляют. Это передается воздушно-капельным путем.
– Но ведь Картузикова, действительно, не самая красивая, – робко сказал Воздвиженский.
– Ну, конечно, нет! – сказал Щукин. – Объективно она страшненькая. Но пока она верит в свою красоту – она действительно царица! Как только веру потеряет – всё разом обвалится. Поэтому терять ее нельзя. В том-то и секрет!
Очень хорошая книга Николая Скатова из ЖЗЛ про поэта Кольцова.
Кольцов был воронежским прасолом. Прасол – купец, который торгует скотом. Арендует земли, выкармливает на них скупленный скот, перегоняет, продает мясо, шкуры и т. д.
Понял, что есть такое понятие – народная ценность. Это нечто такое, что прошито в подкорке у каждого народа. Та мудрость, которую народ накопил за тысячи лет и благодаря только этому выжил.
Русская ценность – дети, земли, лошади, коровы. Это мерило богатства. В программе прошивки – что надо как можно больше земель, крупного рогатого скота и большую семью, которая будет жить вся в куче, не дробясь. Только тогда выживешь.
Чеховы все в куче жили, Кольцовы все в куче жили и т. д., Понятно, что ни в одной комнате, но все в куче. Флигеля строили и т. д., чтобы все в куче жить, хотя это, конечно, нервы и мотает, потому что характеры тоже бывают не сахарные.
При этом денег обычно ни у кого не имелось, даже у богатых купцов. Возьмите историю любого известного русского купца, и ясно станет, что как раз денег-то у него и не имелось. У лавочника сахар в кредит брал. А капиталы в работе все. Почему Чичиков не русский человек? Потому что он тяготеет к фикции, т. е. хочет капитал как таковой, денежный, а души у него мертвые. То есть Чичиков – он такой первый русский космополит, европеец.
Европейская и английская ценность – деньги. У них сознание монетизированное.
Например, в русском романе:
– Богатый барин! У него имение в Саратовской области десять тысяч десятин!
Английский роман:
– Этот лорд очень богат! У него сто тысяч фунтов!
Фунтов, не десятин! А земля-то у него вообще есть? Хоть что-то, кроме денег? Это уже абсолютно неважно. То есть национальная фиксация идет на деньгах.
Литература всегда фиксирует такие моменты, как честная фотография.
Маргарита Михайловна временами начинала говорить о профессоре Сомове гадости. Это были не просто гадости, а какие-то совсем невероятные зашкаливающие гадости. Другие преподаватели входили во вкус и тоже начинали говорить о Сомове гадости, хотя и раз в пять меньше, чем это делала Маргарита Михайловна.
Маргарита Михайловна всё тщательно запоминала и при случае передавала Сомову, не скрывая, что и она его ругала. Даже пересказывала, как именно. Это было вполне в стиле Маргариты Михайловны: изругает человека, а через пять минут его обнимет и поцелует. А другие так не умели, и им от Сомова ужасно влетало.
– Слушайте! Ну это же провокаторство чистейшей воды! – возмущался Воздвиженский.
– Да нет! Это просто Маргарита Михайловна! – говорил Щукин.
Профессор Щукин сказал:
– Я много читаю последнее время по своей основной специальности – история русской литературы 19 века. Заметил, что сознание у русских писателей 19 века религиозно. Причем, самое интересное, что оно религиозно даже у самых больших атеистов – Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Писарева и т. д.
– Ну да. Атеизм – это же тоже системная религия! – весело сказал Воздвиженский.
Бьерн Страуструп , Бьёрн Страуструп , Валерий Федорович Альмухаметов , Ирина Сергеевна Козлова
Программирование, программы, базы данных / Базы данных / Программирование / Учебная и научная литература / Образование и наука / Книги по IT