Университетский вопрос в России

Все это ведет к тому, что относительно числа слушателей отдельных немецких профессоров можно утверждать, что оно в преобладающей массе случаев представляет, так сказать, барометр ученой репутации профессора. Поэтому здесь можно с приблизительною точностью установить следующее положение.

Чем бездарнее профессор, тем больше его аудитория приближается к тому, что у нас выставляется как идеал.

И наоборот, чем талантливее и славнее профессор, тем резче его аудитория противоречит этому идеалу.

А аудитории таких профессоров, как Кант, Фихте, Гегель, – это безобразие какое-то. Как это в свое время не было принято мер, чтобы ограничить их аудитории таким числом слушателей, при котором возможно «серьезное университетское преподавание»?

Между прочим, хотя Фихте, Гегель, Кант уже в телесном смысле не живут, но можно ретроспективно выразить сожаление, что они не были знакомы с нашею новейшею литературой о строе университетской жизни, о постановке университетского преподавания, практических занятиях и т. п.

Эта литература пояснила бы им, что они совершенно ложно и даже прямо нелепо понимали свое призвание. Если, например, Фихте или его современники воображали, что в их аудитории тысячи слушателей восприняли крещение огнем мысли и возвышенных чувств и массы мелких людей от одного этого огня их лекций, без систематических репетиций с каждым из слушателей, без повторения и совместного заучивания «пройденного» и иных «практических занятий» превращались в людей с возвышенными идеалами, широким горизонтом и высоким полетом мысли, то это только потому, что они не понимали смысла и «надлежащей постановки» университетского преподавания.

Для того чтобы сделать вообще возможным серьезное и надлежащее преподавание, Канту, Гегелю, Фихте и др. следовало ограничиваться малыми группами студентов, лучше всего человек в 20–30, и вести с ними «практические занятия».

Важнейшее значение для надлежащего усвоения курса имеют «собеседования» со студентами по выученной ими дома части курса. Это заставило бы их прилежно учиться, а недоученное заучивалось бы в аудитории путем переспрашивания и совместного повторения пройденного. Особенно успешно мог бы из названных профессоров заниматься этим Кант – человек, как известно, весьма спокойный и терпеливый. Фихте стал бы, пожалуй, нервничать, а Гегель стал бы во вред серьезному и систематическому преподаванию увлекаться течением и изложением собственных идей и несмотря на незначительное число учеников не успевал бы спрашивать каждого по всему курсу и проверять надлежащим образом, все ли выучили уроки. Но надлежащее поставление на вид со стороны начальства, в крайнем случае выговор с внесением в формулярный список, привел бы и их в норму…

Что касается русских университетов, то здесь «закон» соответствия талантливости профессора и количества (фактических) слушателей терпит, как уже указано выше, больше отклонений и нарушений, нежели в Германии.

Тем не менее и здесь соответствующая тенденция действует и осуществляется, хотя и с меньшею правильностью, с большим количеством разных отклонений. Во всяком случае проповедуемая теперь теория «надлежащей постановки» университетского преподавания дает и здесь при сопоставлении с фактами весьма своеобразные выводы, – например, что преподавание и иное влияние на студентов таких профессоров, как, например, Костомаров, Грановский, Вл. Соловьев, Менделеев, не было и не могло быть успешным, разумным и серьезным и т. п.

Очевидно, мы имеем дело с недоразумениями.

И само положение относительно переполнения университетов и аудиторий и отсутствия в них мест для вмещения наличного количества слушателей с чисто фактической стороны следует разуметь cum grano salis, а во всяком случае относить его не к фактическим слушателям, а к канцелярским спискам студентов.

В профессорских сферах русских университетов существует хроническое уныние и сетование именно по поводу обычного числа слушателей в аудиториях. Но только предметом сетования является отнюдь не переполнение, а именно ужасающая пустота аудиторий. Такого профессора, который бы жаловался на переполнение аудитории, на слишком большое число слушателей, я еще в жизни своей не встречал.

Такой беды, в частности отсутствия достаточного количества мест в аудитории, собственно говоря, у нас почти и приключиться не может. Между прочим, заметим, что по наблюдениям автора, перебывавшего в аудиториях более дюжины заграничных, по большей части крупных университетов, размер наших университетских зданий и аудиторий по большей части (если исключить некоторые большие парижские «амфитеатры») превосходит размер зданий и аудиторий заграничных университетов. Во всяком случае аудитории у нас вообще достаточно обширны. У кого бывает много слушателей, тому дается и большая аудитория. А на тот случай, что и большой аудитории мало, есть актовый зал или т. п., так что о недостатке мест для помещения всех желающих слушать лекции у нас говорить не приходится.