Заключенный резко обернулся, и адвокат вздрогнул – казалось, на него смотрит живой труп, точнее человек, которому в этой жизни больше нечего терять. Бецкий словно почувствовал, что в тот момент на него выплеснулась волна дикой боли, ощутимой на физическом уровне. Чужой боли, осязаемой, живой. Она, как червь, пожирала этого человека, подтачивала изнутри. В деле было указано, что ему тридцать пять – выглядел он лет на десять старше, и самое страшное, что он уже сам себя приговорил. У Бецкого вспотели ладони, стало трудно дышать, словно его заперли в клетку с раненным зверем, который способен на что угодно в приступе предсмертной агонии.
Но его наняли, ему заплатили огромные бабки за то, чтобы он вытащил этого человека из-за решётки, на определённых условиях, конечно. Для адвоката это дело имело особое значение, приказ поступил сверху. Сам клиент как таковой отсутствовал.
– Вы ещё здесь? – заключённый больше не смотрел на адвоката, он закурил вторую сигарету и закрыл глаза. – Уходите!
– Вы неправильно осведомлены, Алексей Алексеевич, вас обвиняют...
– Уходите! Валите отсюда! Я сказал – мне ничего не нужно! Я знаю, в чем меня обвиняют. Я во всем признался. Какого хера вы пришли сюда? Достаньте ваш блокнот и запишите заглавными буквами: я, Никитин Алексей Алексеевич, признаюсь, что убил выстрелом из пистолета, в упор, мою мачеху – Никитину Марию Андреевну. И да – это преднамеренное убийство. Достаточно?
17 ГЛАВА
Я была счастлива. Впервые за долгие месяцы. Летала на крыльях. Он вернулся. Вернулся тогда, когда я совсем этого не ожидала, когда слезы и мечты о нем стали навязчивыми, монотонными, непрекращающимися буднями. Когда жить не хотелось и не спасали даже антидепрессанты.