– Слушай, я не знаю, почему это настолько важно, – я глубоко вздыхаю, уставившись на трещинки на деревянном столе. – Я на самом деле опаздываю по всем срокам, поэтому просто решила оставить нас в сторону – и это единственная причина. Мне нужно за полторы недели успеть сделать правки сценария и провести бóльшую часть времени в безрезультатных спорах с одним говносценаристом. Я также должна быть переполнена идеями по новой книге, которая выйдет сразу после «Жука», и от меня уже ждут первые несколько страниц через неделю после сдачи «Жука»… что должно было произойти две недели назад. То есть: первые страницы самой новой книги уже запаздывают на неделю. А еще я уезжаю в промотур к книге на две недели. И я просто… – я ковыряю маленький заусенец на большом пальце. – Я и так была занята с поездками и написанием книг, а как только позволила себе думать о нас с Оливером, то действительно влюбилась – сильно и быстро. В Л-А я была совершенно не способна взять себя в руки, провалила дедлайны. И вижу, как быстро могу лишиться всего, – наконец я смотрю на них. – Я просто хочу постараться управиться со всем, а потом позволить себе насладиться… остальным.
Я вижу, как они обмениваются обеспокоенными взглядами, но, похоже, не знают, что ответить.
– У тебя миллион дел, – говорит Лондон. – Это я понимаю.
– Но это же Оливер, – замечает Миа. – Он не… – она оставляет слова висеть в воздухе, и
я знаю
я знаю
Это Оливер. Он не будет давить. И не станет препятствовать.
Ощущение, будто я сама стою у себя на пути.
– Даже когда занята, ты раз в несколько дней все равно с нами созваниваешься и встречаешься. Почему с ним по-другому? – спрашивает Миа.
Я не могу ответить на этот вопрос. Не могу, потому что вряд ли объясню той, кто безумно влюблена в своего мужа, что все по-другому, когда ей приходится выбирать всего лишь между любовью и встречами с подругами. Я хочу быть с Оливером каждую секунду, хочу, чтобы каждая частичка его соприкасалась с каждой моей. Но не уверена, что могу все сбалансировать.
– Как ты справлялась с тем, что Ансель работал, как сумасшедший, в Париже?
Она пожимает плечами и копается соломинкой в ледяной крошке у себя в стакане.
– Я оставляла его в покое, и он работал по ночам.
– Чувствую, что ты к себе слишком строга, – тихо говорит Лондон. – И что, быть может, сама себя наказываешь.
И да, она права. Наказываю. Мы не можем контролировать свои чувства. Я
Я не настолько наивна, чтобы решить, будто просто спросить об этом – обычное дело.
Мне хочется кричать, что я только сейчас поняла, что попросила Оливера о слишком многом, даже неразумном, но при этом я не уверена, что могу извиниться, и я знаю: он это тоже понимает. Я не хочу уничтожить свою карьеру. Мне не нравится, как легко я пустила все на самотек, едва Оливер стал моим любовником. И чувствую, что мне нужно покорить эту небольшую гору, и тогда стану куда спокойней и уверенней. Стану лучше для него и самой
Достав из сумки ручку и смятый чек, я начинаю рисовать.
– Так значит, думаешь, он решил двигаться вперед? – опустив голову и ощущая, как сердце медленно разрывается на кусочки, спрашиваю я.
Все замирают, и когда моя ручка зависает над бумагой, где-то под ребрами я чувствую хрупкое собственническое чувство, которое может вот-вот разбиться. Я хочу, чтобы Оливер был мне другом. Он необходим мне, как друг, потому что я его люблю. Ну и кто я, если не самая большая идиотка? Я не думаю, что просила о чем-то экстремальном, просто немного тишины и шаг назад. И я совершенно не понимаю, как с этим справиться, если услышу, что все действительно кончено.
– Просто хочу сказать, что вчера вечером он был жутко злой, – слегка пожав плечами, отвечает Миа. – Он как-то не очень об этом распространялся. Бóльшую часть времени мы бродили по дому, и Ансель с Оливером обсуждали, что они смогут отремонтировать сами.
Будь все нормально, он позвонил бы рассказать мне об этом. Нет, будь все нормально, я бы пошла с ним. Я по умолчанию была его все эти месяцы, а он был моим. Теперь же у меня с ним нет не только секса, но и его звонков.