Unknown

— Тебе стоит это знать. Как ты можешь так думать обо мне? Я следила за тобой много лет… из-за этого ты так ненавидишь меня? — она взглянула на него и не могла разглядеть его глаза под козырьком бейсболки… который, наверное, был неплохой вещью, чтобы скрыть его лицо. — Ты презираешь меня за это? Мне всегда казалось, что ты воспринимаешь меня, как свой «хвостик», думая, что воспользоваться моими чувства в какой-то момент, если бы для тебя это было полезно… но все выглядит намного хуже? Я презираю себя за эту слабость, — она кивнула на бумаги. — Я имею в виду, эти документы являются прекрасным примером насколько я безнадежна. Я никогда не совершила такую сделку ни с кем другим, да еще и тайно. Но думаю это моя проблема, а не твоя, не так ли?

Она снова уставилась на лобовое стекло.

— Знаю, ты не любишь вспоминать, что случилось в Южной Америке, но... все пока ты был там, я не могла спасть, и потом еще несколько месяцев мне снились кошмары. Ты вернулся в Чарлмонт и не захотел со мной встречаться. Я успокаивала себя тем, что ты никого не хотел видеть, но на самом деле это не правда.

— Саттон…

— Нет, — резко остановила она его. — Я не позволю тебе вернуться к разговору по поводу договора о залоге. Это совсем другая глупость, которую я совершила, потому что она касалась тебя.

— Ты совершила ошибку, Саттон.

— Я? Не уверена. Как насчет того, чтобы покончить с этим прямо сейчас… отвали от меня, Эдвард. Теперь отвези меня назад домой прежде чем я вызову полицию.

Она думала, что он начнет с ней спорить, но через секунду он нажал на педаль газа и направил машину в обратном направлении.

Когда он выехал на трассу, она взглянула на его мрачный профиль.

— Тебе лучше молиться, чтобы твой отец вовремя совершал выплаты. Если он этого не сделает, то я без колебаний выкину твою семью на улицу… надеюсь ты понимаешь, люди в городе говорят, что ты просто выжил из ума.

Это были последние слова, сказанные на обратном пути к ее дому.

Он прокатился еще пару метров к ее особняку, прежде чем остановиться, она забрала свой клатч и открыла дверь, хотя он еще не остановился, а затем выпрыгнула из машины.

Ей показалось, что он назвал ее по имени, а может ей это только показалось, когда она вышла из грузовика.

Это не важно.

Она побежала к входной двери под дождем, когда дворецкий своевременно открыл ее.

— Хозяйка! — воскликнул он. — С вами все в порядке?

Она даже не стала раскрывать зонтик, кинув быстрый взгляд в старинное зеркало у двери, в котором увидела себя уставшей и измотанной, также собственно и чувствовала.

— На самом деле, я не очень хорошо себя чувствую, — произнесла она чистосердечно. — Пожалуйста, предупредите Брэндона Милнера, что я заболела и пойду в постель. Я должна была пойти с ним на прием сегодня вечером.

Дворецкий поклонился.

— Позвать доктора Оалби?

— Нет, не стоит. Я просто устала.

— Я принесу поднос с чаем.

Она почувствовала поднимающуюся тошноту.

— Как мило, спасибо.

Дворецкий направился в крыло особняка, где располагалась кухня, она же подошла к раздвигающимся дверям лифта. К счастью, лифт стоял на первом этаже, и она быстро поднялась на свой этаж. Ей совершенно не хотелось встречаться не с отцом, не с братом.

Выйдя из кабины лифта, она сняла туфли и утопая в мягком ковре прошла по длинному коридору, тихо проскользнув в свою спальню и закрыв за собой дверь.

Несмотря на то, что она прикрыла глаза, все равно продолжала слышать голос Эдварда, звучавший у нее в голове:

«Он сделал это потому, что черт побери отлично знает, что я бы не обратился будь ты самым последним человеком на всей земле, чтобы моя семья не была обязана вам».

Невероятно.

Это казалось смешным. Несмотря на деньги, которые были у ее семьи, учитывая позицию семьи в общественной жизни и авторитет, уважение и лесть... она сейчас чувствовала себя сломленным ребенком.

Если учесть, что весь разговор с Эдвардом Болдвейном, состоял в замкнутом пространстве.

В течение десяти минут.

«Нет, — одернула она себя. — Это совершенно нездоровая одержимость к этому мужчине, которую стоит прекратить немедленно».

В самых потаенных уголках своего сознания, она иногда задавалась вопросом, так ли он одержим борьбой за нее в свете вековой конкуренции их семей, удерживающих его, чтобы сделать шаг. Но видно это было неправдой, результат ее романтических фантазий, которые зарождались из ее чувств.

Единственные прекрасные слова, которые он сказал ей за все время, когда думал, что она проститутка, которую оплатил.

Теперь же реальность четко обозначилась: своими словами он словно повесил билборд с ее изображением, как говорится, на главной площади. Дав ей четко представление, что думал о ней, без возможности неправильно истолковать его слова.

Она могла быть жалкой, но она никогда не была глупой.

39.

Послышался звук удар.