Unknown

Пьяные моряки начали с криками и шумом просыпаться, кто-то вскочил и неосознанно схватился за оружие. Канониры подбежали к своим пушкам, и я представил, как у них сейчас двоится в глазах.

Пираты один за другим подносили фитили к затравочному отверстию, и «Левиафан» дал, наверное, худший залп в своей жизни. Во вражеское судно попало от силы два-три ядра, не причинив особого ущерба.

- Баньте сильнее! – приказал Томас, перекрывая голосом шум сражения.

Похоже, сегодня команду «Левиафана» ждёт самое мучительное сражение за всю историю морских боёв. Я ещё раз взглянул на команду – они хоть и не проснулись окончательно, но уже могли стрелять самостоятельно, без приказа. Старший канонир смотрел мутным взглядом на своих орлов и сыпал проклятиями, а значит, можно заняться более важными делами.

Мы выбежали на палубу, яркий солнечный свет ударил мне в глаза, я запнулся о ступеньку и проехался лицом по доскам. Громыхнул выстрел, и точно над моей головой просвистело ядро, я почувствовал жар раскалённого чугуна. Ядро сломало фальшборт, щедро окатив меня щепками, и улетело дальше, в океан. Сердце бешено рвалось из груди, во рту моментально пересохло, а ноги стали ватными от страха, но я вскочил и побежал дальше.

Капитан встал за штурвал, а я рванулся к парусам, ставить и брасопить их вместе с остальными. Сейчас не время размышлять, время действовать. Я взялся за шкот, и изо всех сил потянул на себя. Облизнул губы – и почувствовал солёный вкус крови и пороха.

Испанец приблизился уже на мушкетный выстрел, на квартердеке выстроилась рота солдат, выцеливая наших матросов на вантах. Что-то потянуло меня вниз, я поскользнулся на луже крови и снова растянулся на палубе. Мушкетная пуля жужжащей мухой вонзилась в мачту прямо в том месте, где только что была моя голова.

- Дева Мария, - пробормотал я и снова взялся за шкот.

Пока ветер благоволил нам, мы могли нарезать круги вокруг тихоходного испанского барка, могли развернуться и удрать куда подальше, но Томас предпочёл вступить в бой. Жажда наживы оказалась сильнее инстинкта самосохранения, и я его прекрасно понимал. В конце концов, мы все ежедневно рисковали шкурой ради золота, а уж ради такого большого куша можно было рискнуть всем.

Корабли обменивались выстрелами, обе команды неистово орали и сыпали проклятьями и оскорблениями, больше распаляя себя. Каждое удачное попадание сопровождалось ликующими возгласами.

Я стоял на баке с мушкетом и стрелял по испанцам, а испанцы стреляли по мне. Обыкновенное для меня времяпровождение. Пока я не увидел, как на кормовую надстройку барка вытаскивают кулеврину и заряжают картечью.

- Ложись! – рявкнул я, вжимаясь в палубу.

Кулеврина, по сравнению с корабельными пушками, тявкнула неестественно тонко, но оказалась куда смертоноснее. Над палубой шлюпа пронёсся свинцовый дождь, пожиная свой урожай, и я тут же услыхал, как вопят раненые.

- Будьте вы прокляты! – услышал я собственный голос, стреляя из мушкета по испанцам.

Оба корабля давно уже скрылись в клубах серого порохового дыма, и я стрелял почти наугад, лишь бы в сторону испанцев. Со стороны «Сан-Сервандо» раздался грохот, словно в него ударила молния. Но, как я понял, это всего лишь взорвалась одна из пушек – к серому дыму пороха присоединился чёрный дым пожара. Выстрелы испанцев стихли, и пираты воинственно заревели, чувствуя близость победы.

- Готовьте крюки! – приказал капитан, и я оскалился в довольной усмешке. Абордаж, самое сладкое для моего сердца.

Испанцы отстреливались из мушкетов и пистолей, сражаясь, словно львы, они даже и не думали сдаваться. Драться с вымуштрованными солдатами всегда кровопролитнее и страшнее, чем грабить незадачливых торговцев.

Абордажная команда выстроилась вдоль борта, и я стоял вместе со всеми, в первых рядах, предвкушая добрую драку. В крови кипело желание убивать, и я трясся от ненависти, как пёс в бойцовой яме, ожидая, когда его спустят с поводка.

- Бросай! – рявкнул боцман, и десятки крюков вонзились в плоть «Сан-Сервандо», цепляясь за такелаж, леера и трапы.

Испанцы стали рубить верёвки, связывающие два корабля, но один мушкетный залп убедил их не делать этого. Мы подтянули суда поближе друг к другу и замерли в ожидании, время как будто остановилось в затишье перед бурей. Испанские солдаты глядели на нас, мы глядели на них, и тут искра наконец вспыхнула.

- Гео-о-орг! – завопил кто-то из английских пиратов, с разбега перепрыгивая на чужой корабль.

Крик вывел всех из оцепенения, затрещали мушкеты, зазвенели клинки, и кровь полилась рекой.

Я с бешеным криком сиганул на палубу «Сан-Сервандо», размахивая шпагой. Никаких мыслей не было, одно лишь желание убивать испанцев, которое затмевало все остальные чувства. Испанец с мушкетом попытался ткнуть меня штыком, но я отскочил в сторону и рубанул его по лицу снизу-вверх. Кончик шпаги подцепил его морион, знаменитый испанский шлем с гребнем, и я машинально отметил на нём следы ржавчины. Я расхохотался и отбросил шлем в сторону, прорубая себе путь дальше.