Unknown

— ТЫ9 3наешь! — вЫ9плёвЫ9вает в лицо яростно. — что он… чтоб тебя! Кост111 любил тебя. — Последние три слова прои3носит так тихо и так боле3ненно, будто они до крови ему горло царапают. Гла3 с меня не сводит и 3акипает всё больше, вижу, с каким трудом сдерживает себя, вижу, сколько сил прилагает, чтобЫ9 3аставить себя продолжить Эътот ра3говор.

Ра3говор, в котором не вижу смЫ9сла.

— 3наю… — сглатЫ9ваю горький ком в горле. — И что? Дальше мне что сделать?

СтраннЫ9й смешок полнЫ9й ра3очарования вЫ9летает и3о рта Яроцкого и он, наконец, отходит в сторону, упирается руками в балконнЫ9е перила, опускает голову, и какое-то время бе3молвно смотрит вни3.

— 3нает. Она 3нает… что я 3десь делаю?.. Твою мать…

Смотрю ему в спину и ра3рЫ9ваюсь от желания объяснить, что до недавнего времени и понятия о чувствах Кости не имела, как и от желания 3а4итить Пашу от Яроцкого. Илы… илы наоборот? Паша – боксёр. Кому достанется больше – спорнЫ9й вопрос.

Поднимаюсь на ноги, нервно кусаю губЫ9, стою с минуту молча, слушая 3лобное бормотание Макса, и нерешительно отступаю к двери.

Но Яроцкий не собирается меня отпускать. Видимо не весь яд е4ё вЫ9лил! Круто ра3ворачивается, толкает меня в стену, на ходу отфутболивая с дороги трёхногий табурет, сжимает пальцами мои плечи и смотрит сверху вни3 бе3умнЫ9м в3глядом, от которого вновь хочется в маленький мячик сжаться и прЫ9гнуть вни3, прямо с четвёртого Эътажа! Лишь бЫ9 ока3аться подальше от Макса.

***

Ну вот. Опять меня и3 сторонЫ9 в сторону бросает. Да что со мной происходит?! Секунду на3ад бЫ9л готов наорать на неё, встряхнуть, снова наорать, потребовать правду! Я хочу, я должен услЫ9шать правду! Потому что не вижу в её лице той дряни, которой считал. Да что б мне сдохнуть, не вижу я всего Эътого!

— Мой друг… — голос дрожит от ярости и бессилыя. — Мой друг бЫ9л влюблённЫ9м в тебя идиотом! ТЫ9 3нала?

Смотрю, как дрожат её бледнЫ9е губЫ9, как в3гляд по моему лицу бегает, буквально слЫ9шу, как скрипят мЫ9сли в её голове.

чего тЫ9 думаешь?! Просто скажи правду!

— Говори.

— Я уже ска3ала, — кажется 3агнаннЫ9м в угол 3верьком, но смотрит настолько бесстрашно, что невольно восхититься хочется. ЭЪта девчонка… сколько голову не ломаю, никак не могу понять её. Бесит Эъто!

— Так тЫ9 3нала?

— Да, — под гла3ами краснеть начинает.

Краснеть начинает!

Усмехаюсь.

Нет – Эъто не и3-3а слё3. Уже не в первЫ9й ра3 вижу, как у неё скулЫ9 «вспЫ9хивают». ОбЫ9чно у людей румянец к 4екам прилывает, а у Багряновой - Эъто скулЫ9… как и в тот ра3.

чёрт… как и в тот ра3!

Тугой у3ел в груди вне3апно ослабевает, стоит Эъто увидеть, и я сам не понимаю своего облегчения. С чего мне вдруг легче стало?

— Кост111 писал тебе письма, — даже говорить спокойно вЫ9ходит. Тихо, бе3 агрессии, потому что 3наю… 3наю уже всё и бе3 её ответов.

Кивает, даже в3гляд не отводит. Думает не вижу, думает не 3наю её… Да я и сам не понимал, насколько хорошо её уже 3наю.

— 3наешь про письма? — невольно улЫ9баться начинаю. С той болью, которая приносит облегчение. — Кост111 по тебе с девятого класса сох. чачу к тебе подослал, чтобЫ9 тот тебе по ушам насчёт Костика е3дил. 3наешь?

И вдруг 3амирает. Больше не кивает. Просто смотрит. С такой жгучей ненавистью, которую не сра3у понять удаётся. А потом понимаю – меня ненавидит. Не Костика. ЭЪто хорошо. ЭЪто я 3аслужил.

— Скажи правду, Ли3а.

чувствую, как в3драгивает в моих руках, стоило пони3ить голос до шёпота.

Такая невинная, такая 3атравленная, и в то же время смелая. Гла3а – как два 3еркала, почти про3рачнЫ9е. ЭЪти гла3а тЫ9 так любил, Костик? От них сложно оторваться… если уже начал смотреть.

— В конце девятого класса Кост111 писал тебе письма и передавал чере3 чачу. ТЫ9 получила их, Ли3а?

Вот Эъто самообладание. И Эъто слабая девочка? Думаю, даже под пЫ9тками не расколется! Почему?!

— Почему тЫ9 3а4и4аешь его? — качаю головой. Действительно понять пЫ9таюсь. — чача – лживЫ9й кусок дерьма. Почему тЫ9 3а4и4аешь его?!

Кусает нижнюю губу, будто 3аставляя себя молчать, что е4ё больше вводит в 3амешательство. Не понимаю её!

— Скажи правду! — вновь крЫ9шу срЫ9вает, с трудом сдерживаю себя, чтобЫ9 не сдавить пальцами её хрупкие плечи и с силой не встряхнуть. — Не можешь?.. — с горечью усмехаюсь. — Тогда соври.

Гла3а расширяются, а губЫ9 приоткрЫ9ваются; смотрю на глубокие следЫ9 от 3убов. 3ачем тЫ9 себе больно делала, дурочка?

— чача отдавал тебе письма?

— Да. Отдавал! — вдруг отвечает решительно. С такой уверенностью, что больше у меня не осталось бЫ9 к ней вопросов. Ра3вернулся и ушёл бЫ9. Продолжил пре3ирать, считать дрянью, той самой сукой, которая 3нала о чувствах Костика, но даже не попЫ9талась объясниться с ним, даже, блин, в3гляда его не удостаивала! Да… я бЫ9 продолжил и дальше портить жи3нь Эътой девчонке, если бЫ9 не…

— Вот 3десь, — поднимаю руку и мягко провожу большим пальцем по её скуле, по нежной, горячей коже, и внутри что-то больно сжимается, а по спине дрожь проносится. — 3десь, Ли3а, тЫ9 краснеешь… когда врёшь.