Unknown

— Что, Белла? Что ещё надо объяснять? Все произошедшее между нами было ошибкой, моей ошибкой… Я исправил ее. Внезапно? Резко? Жестоко? Поверь, лучше так, чем устраивать драму с выяснениями и упреками.

— Да, я читала твоё письмо, там, на Двенадцатом… Клайд…

— Сядь, не стой, Белла, тебя видно из цеха и сюда смотрят внимательные глаза.

Она вздрогнула при этих словах и послушно села обратно. Посмотрела на меня и покачала головой. Прошептала.

— Гилберт прав…

— Вот как? В чем?

— Ты переменился. Ты совсем другой. Вот смотрю на тебя…

Мысленно вздыхаю, скоро все это заметят…

— Твой взгляд… Черты лица… Ты Клайд. И при этом — ты словно не он. Почему?

Пожал плечами, чуть улыбнувшись.

— Считай это чудом, Белла. И раз ты все слышала, это чудо во благо. Во благо всем. В том числе и Сондре. Поверь.

Она задумчиво посмотрела на меня.

— Гилберт показал мне фотографии, с твоей… С вашей свадьбы…

С улыбкой посмотрел на нее, вздохнув.

— Надо будет попросить посмотреть, наши ещё не дошли. Как мы получились?

Белла пожала плечами, поднявшись со стула и подойдя к окну на реку. Я подошёл следом и встал рядом. Чистое небо с редкими облаками отражалось в сверкающей глади Могаука, берега оделись в зелень садов и лужаек. Безмятежная мирная картина. И негромкий голос сестры.

— Вы там по-настоящему счастливы, Клайд.

Я усмехнулся.

— Гилберт тебе рассказал, как я ему звонил с вокзала Олбани?

— Да, там якобы целая детективная история произошла. Неужели ты там на кого-то напал? Ты, Клайд…

Белла покачала головой, глядя на меня с большим сомнением.

— Какое-то чудо, не иначе…

— Так вот, Белла, знаешь, что Гилберт мне сказал, в частности?

— Что?

— Что он мне завидует.

Сестра удивлённо вскинула на меня глаза.

— Гил?

— Да. Думаю, если ты сейчас говорила с ним, он тебе рассказал, что был у нас дома.

Белла кивнула.

— Он сказал, что все видел и все понял, что ты и Роберта…

— Что я и Роберта — одно, Белла. Одно целое. И это — единственное, что имеет значение.

— Но Сондра, Клайд… Если бы ты ее сейчас видел… Слышал… Она несчастна, она пыталась…

— Знаю, пыталась покончить с собой. Ты и Бертина ее спасли.

Белла порывисто схватила меня за руку.

— Она теперь ненавидит тебя, Клайд. Тебя, Гилберта… Она возненавидит и Роберту… А мне что делать? Что?

Долго смотрю на нее, осторожно кладу ладонь на ее горячие пальцы.

— В какой-то момент всем нам приходится выбирать, Белла. И наш выбор — всегда чья-то боль.

Получаю такой же долгий взгляд, Белла смотрит прямо мне в глаза. И молча выходит из комнаты, конверт остаётся на столе. Несколько минут задумчиво смотрю на него. Вспоминаю другие конверты, один за другим посылаемые с безнадежным отчаянием, в молчание, в неизвестность, в пустоту. Без отклика. Без ответа. Нет, качаю головой, это не месть. Не месть? Сондра ни в чем не виновата. Не виновата? Но она начала эту гибельную игру, которая едва не закончилась смертью Роберты. Но если бы она узнала… догадалась… Допустила бы Сондра все это? Не знаю. И не хочу знать, что написано в этом письме, слова безнадежной любви или слова ненависти. Они — адресованы не мне. Они — тому, кого нет. Смотрю на сверкающую гладь Могаука, где в его глубинах под толстым слоем ила лежит проклятое зеркало. Сондра ещё будет счастлива, она излечится. И лучшее начало лечения — это мое молчание. Возненавидит? Пусть, я готов. Через несколько мгновений письмо сгорает на металлической пластине, принесённой из цеха, и пепел от него развеивается за окном.