Unknown

Вначале вопрос вызвал только непонимающие взгляды, но фон Штойбен почувствовал к Йену симпатию и отправил кого-то всё разузнать, а Йен тем временем нашел немного хлеба. Наконец, посланный вернулся и сообщил, что хирург по фамилии Хантер обычно находится в лагере, но время от времени ездит в Филадельфию лечить частного пациента. А сестра Хантера? Гонец пожал плечами.

Но Йен знал Хантеров: где Дэнзелл, там и Рейчел. Правда, никто не мог сказать, где именно в Филадельфии искать частного пациента доктора Хантера (в этом чувствовалась какая-то недосказанность, какая-то враждебность, непонятные Йену, но он слишком торопился, чтобы в этом разбираться), но, по крайней мере, брат и сестра были тут.

А теперь и Йен оказался здесь же. Он прокрался в город прямо перед рассветом, бесшумно пробираясь через лагеря, окружавшие его, мимо завёрнутых в одеяла фигур и тлеющих костров.

В городе была еда, – много еды, – и Йен, предвкушая блаженство, на минуту остановился на краю рыночной площади, выбирая между жареной рыбой в кляре и корнуэльским пирожком [жареный пирожок с начинкой из мяса и овощей – прим. перев.]. Но, только он, зажав деньги в руке, направился к лотку торговки пирожками, как заметил, что лицо женщины исказилось от ужаса, когда она что-то увидела у Йена за спиной.

Йен развернулся и был сбит с ног. Визги и крики затерялись в безумном количестве слюней с языка Ролло, который облизал каждый дюйм лица своего хозяина, вплоть до ноздрей.

Йен вскрикнул и сел, отбиваясь от восторженного пса.

– A cú! («Пёс!» - гэльск., прим. перев.) – воскликнул он и вне себя от счастья обнял огромного крутящегося зверя.

Обеими руками Йен схватил собаку за шерсть на шее, смеясь над вывалившимся языком.

– Ага, я тоже рад тебя видеть, – сказал он Ролло. – Но куда ты дел Рейчел?

У ФЕРГЮСА ЧЕСАЛАСЬ АМПУТИРОВАННАЯ КИСТЬ. Такого в последнее время не случалось, и он хотел, чтобы она не зудела и сейчас. Сегодня к его рукаву была прикреплена перчатка, набитая отрубями. Крюк был удобнее, но с ним Фергюс слишком легко бы запоминался, а под перчаткой почесать культю не получалось.

Чтобы отвлечься, Фергюс вышел из сарая, где спал, и, ссутулившись, спокойно направился к ближайшему костру. Кивнув, миссис Хемпстед взяла оловянную кружку, налила в неё жидкой каши и передала ему. «Ну, ладно, – подумал он, – в конце концов, у перчатки есть некоторое преимущество». Схватить ею кружку он не мог, но перчатка позволяла, не обжигаясь, прижимать горячую чашку к груди. Ещё он обрадовался, обнаружив, что от жара зуд прекратился.

– Bon jour, madame, («Добрый день, сударыня» – франц., прим. перев.) – вежливо кивнул Фергюс, и миссис Хемпстед улыбнулась, несмотря на въевшуюся усталость. Её мужа убили в битве при Паоли, и она с тремя детьми еле сводила концы с концами, обстирывая английских офицеров. Фергюс увеличил её доходы, оплачивая пищу и кров. Брат мужа отобрал у неё дом, но милостиво разрешил ей с семьей спать в сарае – одном из трёх или четырёх тайных мест, которыми по очереди пользовался Фергюс.

– Вас искал какой-то мужчина, сэр, – тихо сказала она, подойдя к нему с чашкой воды.

– Да?

Сдержавшись, он не стал озираться: если бы мужчина всё ещё был здесь, она бы ему сказала.

– Вы его видели?

Она покачала головой.

– Нет, сэр. Он говорил с мистером Джессопом, а тот рассказал об этом младшенькому миссис Уилкинс, который пришёл и сказал моей Мэри. По словам Джессопа, это был шотландец, очень высокий и благообразный. Джессоп считает, что когда-то он мог быть солдатом.

Волнение, горячее, как овсянка, поднялось в груди Фергюса.

– Рыжий?

Его вопрос удивил миссис Хемпстед.

– Да не знаю, что там рассказывал малец. Впрочем, дайте-ка я спрошу у Мэри.

– Не беспокойтесь, мадам. Я сам спрошу.

Чуть не обжёгши горло, Фергюс проглотил остаток овсянки и вернул чашку.

Он тщательно расспросил маленькую Мэри. Та не знала, был ли высокий шотландец рыжим: она его не видела, а Томми Уилкинс не сказал. Зато он рассказал, где мистер Джессоп видел мужчину. Фергюс поблагодарил Мэри с галантностью истинного француза, чем вогнал её в краску, и с быстро бьющимся сердцем направился в город.

РЕЙЧЕЛ ПОПЫТАЛАСЬ ВЫДЕРНУТЬ РУКУ, но старик схватил ещё крепче, сильно надавив ей большим пальцем на мышцу пониже плеча.

– Отпусти меня, Друг, – спокойно попросила она. – Ты принял меня за кого-то другого.

– А по-моему, нет, – вежливо сказал он, и она поняла, что он шотландец. – Это ведь твой пёс?

– Нет, – озадаченно ответила Рейчел и невольно начала тревожиться. – Я только присматриваю за ним по просьбе друга. А что? Он съел одну из твоих кур? Я с радостью за неё заплачу…

Она наклонилась, пытаясь свободной рукой нащупать кошелёк и прикидывая, сможет ли сбежать.

– Твоего друга зовут Йен Мюррей, – произнёс старик.

Поняв, что фраза не была вопросом, Рейчел запаниковала по-настоящему.

– Пусти меня, – решительно потребовала она. – Ты не имеешь права меня задерживать.

Не слушая Рейчел, он пристально вгляделся в её лицо. У него были глаза старца, – слезящиеся, с покрасневшими веками, – но взгляд острый, как бритва.

– Где он?

– В Шотландии.