Unknown

Но в руках у меня вполне знакомый фотоаппарат. Я опускаю на него взгляд, гадая, как я могу помнить функции камеры, но не как я учил их. Я знаю, как выставлять светочувствительность, выдержку, чтобы придать водопаду вид гладкого ручейка или сделать акцент на каждой капле воды. Эта камера может сфокусироваться на мельчайших деталях, как изгиб руки Чарли или ее ресницах, пока все остальное будет размытым. Каким-то образом, я знаю специфику этой камеры лучше, чем голос родного младшего брата.

Я надеваю ремешок на шею и опускаю камеру себе на грудь, следуя за Чарли на кухню. Она шагает очень целенаправленно. Я пришел к выводу, что у всего, что она делает, есть своя цель. Она не тратит времени попусту. Каждый ее шаг спланирован заранее. Каждое слово тщательно продумано. На что бы ни был направлен ее взгляд, она сосредотачивается на этом всеми ощущениями, будто одними глазами может определить вкус, запах, звучание и текстуру предмета. А смотрит она на них только в том случае, если на то есть повод. Забудьте про пол, занавеси, фотографии в коридоре, на которых нет меня. Чарли не обращает внимания не вещи, которые для нее бесполезны.

Именно поэтому я иду за ней, когда она направляется на кухню. Не знаю, правда, какова ее цель на сей раз… Либо вытрясти информацию из домохозяйки, либо поесть.

Чарли садиться за огромный стол, отодвигает соседний стул и хлопает по нему, не глядя на меня. Я сажусь и ставлю перед собой фотоаппарат. Она кладет рюкзачок на столешницу и начинает открывать его.

— Эзра, я умираю с голоду. У вас есть что-нибудь из еды?

Я полностью поворачиваюсь к ней, но кажется, будто мой желудок вывалился куда-то на пол. «Откуда она знает ее имя?»

Девушка быстро оглядывается на меня и качает головой.

— Расслабься, — шипит она. — Оно написано прямо здесь. — Чарли указывает на записку — список покупок — лежащую перед нами. Это именной розовый блокнот с котятами внизу страницы. Вверху же написано: «Вещи, которые Эзре нужны прямо сеймяу».

Женщина закрывает ящик и поворачивается к Чарли.

— Что, аппетит нагнали, пока были наверху? Если вы не в курсе, в школе тоже подают ланч, на котором вы должны присутствовать прямо сейчас.

— В смысле, сеймяу? — говорю я, не подумав. Чарли разражается смехом, и я следую ее примеру. Кажется, словно кто-то наконец пустил воздух в комнату. Эзре шутка приходится не по вкусу, и она закатывает глаза. Я задумываюсь, был ли я веселым раньше. Я также улыбаюсь, потому что тот факт, что женщина не удивилась обращению к себе по имени, означал правоту Чарли.

Я провожу рукой по затылку девушки. Она отдергивается при касании, но тут же расслабляется, поняв, что это всего лишь часть игры. «Мы влюблены, Чарли. Помнишь?»

— Чарли плохо себя чувствовала. Я привез ее подремать, но она сегодня ничего не ела. — Я улыбаюсь Эзре. — У тебя есть что-нибудь, чтобы моей девочке стало лучше? Суп или крекеры?

Ее выражение смягчается при моем проявлении знаков внимания. Эзра берет полотенце и закидывает себе на плечо.

— Вот, что я тебе скажу, Чар. Как насчет моего фирменного сыра на гриле? Ты любила его раньше, когда приходила к нам в гости.

Мои руки замирают на шее девушки. «Раньше, когда приходила в гости?» Мы переглядываемся, новые вопросы затуманивают наши глаза. Чарли кивает.

— Спасибо, Эзра.

Та закрывает холодильник бедром и начинает выкладывать продукты на столешнице. Масло. Майонез. Хлеб. Сыр. Еще сыр. Пармезан. Она ставит сковородку на плиту и зажигает конфорку.

— Тебе я тоже приготовлю, Силас. Наверное, ты заразился от Чарли, поскольку мы не общались с тех пор, как ты вырос. — Она хмыкает после своего комментария.

— Это почему?

Чарли пинает меня по ноге и прищуривается. Не стоило спрашивать.

Эзра отрезает кусочек масла ножом и размазывает его по хлебу.

— О, ну, знаешь, — женщина пожимает плечами. — Мальчики взрослеют. Становятся мужчинами. Горничные перестают быть «тетей Эзрой» и возвращаются к привычной должности. — У нее грустный голос.

Я кривлюсь; мне не нравится узнавать себя с такой стороны. Я не хочу, чтобы Чарли узнавала меня с такой стороны.

Мой взгляд падает на камеру. Я включаю ее. Чарли начинает рыться в рюкзаке, изучая предмет за предметом.

— Ой-ой.

Она держит телефон. Я заглядываю ей за плечо и смотрю на экран, пока она включает звук. У нее семь пропущенных звонков и еще больше сообщений, все от «мамы».

Она открывает последнее, пришедшее три минуты назад.

«У тебя три минуты, чтобы мне перезвонить».

***

Как-то я не задумался о последствиях нашего побега из школы. Последствий от родителей, которых мы даже не помним.

— Нам пора, — говорю я.

Мы одновременно встаем. Девушка закидывает рюкзак на плечо, а я хватаю камеру.