Unknown

- Что? Я не понимаю, говори по-русски, - ответил Монзиков.

- Он не понимает, что ты ему говоришь, - сказал белый поли-

цейский своему шефу. – Вероятно, это – русский. Я немного ещё

помню русский язык, который изучал в школе.

- Мистер, как Вас зовут и откуда Вы прибыли? – на хорошем

русском, но с большим акцентом спросил белый полицейский у

Монзикова.

- А где это я? – вопросом на вопрос ответил Александр Ва-

сильевич.

455

- Вы – в Южно-Африканской Республике, в столице Прето-

рии, - с легкой улыбкой и несколько с издёвкой ответил белый по-

лицейский.

- Где? – ещё раз переспросил адвокат и состроил такую плак-

сивую рожу, что его удивление на лице вмиг растворилось в том

огорчении, которое он вмиг испытал.

Все полицейские вдруг заметили, что странный мужчина на-

чал плакать. Он не вызывал ни у кого никаких отрицательных эмо-

ций. Он был несколько странен, но он никоим образом не походил

на террориста, которого юаровские полицейские рассчитывали

встретить среди пассажиров рейса Мюнхен – Хургада - Претория.

Оружия при нем не было, а паспорт на имя Монзикова – граждани-

на России, вероятнее всего был подлинным.

В течение трех с половиной часов то и дело всхлипывающий

Монзиков рассказывал о своих приключениях внимательно слу-

шавшим его полицейским. Белый полицейский, как потом выясни-

лось поляк, эмигрировавший в ЮАР в середине 80-ых вместе со

своими родителями, переводил с русского на английский язык и

обратно. Практически никто из негров и цветных в ЮАР не знает

африкаанс – государственный язык, такой же как и английский, но

на котором разговаривает исключительно белое меньшинство мно-

гомиллионного населения самой развитой в Африке страны. После

падения в конце восьмидесятых годов расистского режима прези-

дента Боты, страну захлестнули демократические преобразования и

разгул преступности, примерно такие же, как и при президенте

СССР Горбачёве М.С. Бардак был обусловлен прежде всего тем, что малограмотные негры никуда не годились. Они неплохо могли

заниматься неквалифицированной, тяжелой работой, но на что-то

большее они были просто не способны.

Я – не расист. Я вообще люблю свою работу и мне до лампоч-

ки, что творится там, в Африке или в Гондурасе. Я, как говорится, никого не трогаю, и меня не надо трогать! Мне кажется, что и Мон-

зикову было глубоко наср… на всех и всё, ему так всё обрыдло, что просто хотелось поскорее вернуться домой.

Близилась ночь, многочасовой допрос Монзикова был закон-

чен. До приезда российского консула надо было его определять на

ночлег. И Монзикова посадили в камеру вместе с арабами-

нелегалами, оказавшимися на борту Боинга как и Монзиков.

456

Примерно в 1000 по местному времени Монзикова увели на

допрос, куда должен был явиться представитель российского кон-

сульства, которого вызвали ещё вчера. Консул опоздал на 3 часа.

Всё время ожидания Монзикову задавали одни и те же вопросы не-

гры-полицейские, которые просто выходили из себя оттого, что

Монзиков их не понимал. Белого поляка с ними не было, как не

было никого, кто мог бы хоть намекнуть бедному адвокату на

смысл задаваемых вопросов. Африканская тупость, упорство и поя-

вившаяся неприязнь к задержанному белому, хранившему молча-

ние и явно издевавшемуся над неграми-полицейскими, которые в

недалеком прошлом успешно лазали по деревьям и даже слыхом не

слышали о том, что есть иностранные граждане и иностранные

языки, вылились в конце концов в жестокий мордобой.

Приехавший к своему соотечественнику с опозданием на три

часа российский дипломат, нашел истекавшего кровью, с изуродо-

ванным лицом и сломанными ребрами Монзикова. Монзиков ва-

лялся в некогда дорогом и весьма элегантном, а теперь разодран-

ном в клочья, грязном костюме в луже крови на грязном, холодном,

бетонном полу той же камеры, откуда его забрали на утренний до-

прос.

Александр Васильевич не понимал ровным счетом ничего из

того, что с ним происходило. Никогда раньше его никто так не бил.

Будучи цириком, он, бывало, как и все, занимался рукоприкладст-

вом. Это – факт, но чтобы вот так вот, ни с того, ни с сего?

- Ой, как Вас обработали эти обезьяны! – с явным сожалением

и сочувствием заметил прибывший, наконец, дипломат.

- Пидоры, вонючие, - только и смог из себя выдавить изранен-

ный Монзиков.

- Ну, ладно, это всё так, только мне надо от Вас поскорее ус-

лышать правдивую, бесхитростную историю о том, как Вы здесь

очутились.

- Что, опять? – спросил Монзиков и жалобно застонал.

- Конечно, голубчик, опять, - дипломат был вежлив, но на-

стойчив.

На этот раз беседа длилась часов 7, до самого вечера, после

чего дипломат вышел и не вернулся. Монзиков остался один в ка-

мере. Арабов давно увели и больше не приводили. Почти перед са-

мым отходом ко сну Монзикова вывели в туалет, где он, превозмо-

гая сильную боль, справил нужду и умылся.

457

Ночь длилась вечность. Сон был прерывистым и тревожным.