Доктор Фаэрфилд с ужасом наблюдал, как пациентка, которая секундой ранее переживала нечто, что никто из их не мог ни увидеть, ни услышать, вдруг начала выворачиваться из креплений. Аппарат не был рассчитан на движение.
- Я говорил вам, дайте ей успокоительное! - закричал он в микрофон.
Пытаясь сохранять спокойствие, медсестра ответила: - Мы дали, доктор. Она не должна была проснуться.
Она не должна была, но это не имело значения – Клэр боролась с удерживающими креплениями со всей мочи. Её рот открывался, но шум аппарата, судорожные усилия сотрудников остановить аппарат МРТ и криками доктора Фаэрфилда, её мольбы о нерождённом ребёнке остались неслышимыми и незамеченными. К тому времени, как все смогли зайти в обшитую свинцом комнату, её щёки были в слезах и только всхлипы слетали с губ.
Доктор Фаэрфилд стукнул кулаком по стойке, пока сотрудники давали успокоительное пациентке и снимали её с каталки. Обращаясь ко всем и никому конкретно, он сказал:
- Это пятнадцатый день лечения. Вы знаете, сколько времени и средств потрачено на это исследование? И всё впустую. Она едва весит пятьдесят килограмм. Насколько это, чёрт возьми, сложно, правильно рассчитать успокоительное?
Задавая вопросы, он не желал ответов. Толкнув дверь в застеклённую комнату так сильно, что та отскочила от стены, он крикнул через плечо: - Когда результаты, которые получатся, будут готовы, принесите их мне.
Недавно назначенное доктором Фаэрфилдом лечение было одновременно новым, но опробованным. Были задокументированы результаты с этими лекарствами; но доктор Фаэрфилд пошёл дальше, сочетая лекарства и более интенсивную терапию. Это было больше, чем описано в опубликованных материалах. Это сканирование должно было показать первые результаты. Было очевидно и без МРТ, что пациентка галлюцинирует, но наблюдение нельзя было измерить. Исследование должно было задокументировать повышение мозговой деятельности. Этот инцидент с успокоительным отодвигал всё по меньшей мере на пару дней. Разозлённый, доктор ворвался в свой кабинет.
Ведя машину в сторону «Эвервуда», Мередит обдумывала свои цели. Она ведет исследование два с половиной месяца. Скоро её дети приедут из частной школы на короткие каникулы перед новым семестром. Часы, проводимые в клинике, серьёзно помешают, сократят время общения с ними. Стоила ли эта история стольких усилий?
Тяжесть в груди сказала ей то, что она и так знала – она не была посторонним журналистом-исследователем, которым всегда хотела быть. Она была другом, тем, кто, - она не находила лучшего слова – «компенсирует» ту боль, которую принесла подруге однажды. Речь шла не об истории, речь шла о спасении Клэр и о превентивном восстановлении гордости маленькой девочки, которая однажды прочтёт про своего отца ужасные вещи. Мередит хотела, чтобы Николь знала, что там было нечто большее, в той истории, вторая страница, как обычно говорил Пол Харви. Не то, что Мередит не верила, что однажды Эмили просветит Николь насчёт Энтони Роулингса, но уверена не была. Просто, несмотря на то, что Клэр сама пришла к ней с рассказом о событиях между ней и Энтони, именно Мэредит написала об этом и сделала достоянием общественности. Если Клэр никогда не поправится, и остальная часть истории никогда не выйдет в свет, как книга, которая принесла Мередит миллионы, как повлияет ли она на маленькую невинную девочку по фамилии Роулингс?