Даже не знаю, зачем сказала Андрею о ресторане. Словно подтолкнуло что-то в его словах признаться: у меня есть жизнь без него. Захотелось дать понять, что могу быть не одна. Отрезать, наконец, мысли о нем, не отпускающие по ночам. Ведь сам-то он точно себя одиночеством не истязает, знаю я Шибуева. А получилось, что разменяла себя как дешевку.
И зачем только спросил?
Я вздыхаю, все еще глядя на сотовый. Телефон отреагировал на два входящих и замолчал. Да уж, Шибуев не Феликс и не Захаров, названивать не будет. Не привык он. Последние дни обменивались короткими сообщениями. С его графиком работы в двух клиниках сильно не поболтаешь, разве что при встрече. Спасибо за то, что время находит на Школу приемных родителей. Только сегодня хотела позвонить и сказать, что буду благодарна ему всегда … И на тебе. Поговорили.
Я иду в душ и смываю с себя прошедший день, вместе с водой избавляясь от чужих прикосновений и эха натянутых улыбок. Разговор со спонсорами вымотал, но был необходим. Это как приток свежего родника в серой зыби детской действительности. Чем ощутимее бремя ответственности, тем поиск активнее. Только окунувшись в эту ответственность и понимаешь, в скольких вещах нуждаются дети. Не только в человеческом внимании, в отдельной чистой постели и теплом доме. Но и во впечатлениях, в моментах радости, в живых эмоциях. Во всем том, что, возможно, оставит след в детской памяти. Так что поиск спонсоров и призыв последних к благим делам – дело необходимое и тонкое, сродни искусству. Открыть дверь к человеческой душе не так-то просто. А души бывают разные, и цели благих дел – тоже.
Я ужинаю, болтаю с родителями и ухожу к себе. Какое-то время лежу в одиночестве с книгой, пока мысли снова не возвращают меня к Андрею.
«Светка, если ты так хочешь мужика, могла бы и мне сказать. Ты знаешь, что я не против. В прошлый раз тебе понравилось»
Да, понравилось, ну и что. Не понравилось после смотреть на себя в зеркало. Помнить нас, сумасшедших и жадных, уже осознанно отдающих на откуп ночи еще одну близость. Запомнить удовольствие, пронзившее обоих, и после – душевную пустоту. Потому и расставание вышло молчаливым, потому что между двумя должно быть это «после». А тут что скажешь, когда уже все сказано «до».
Как все легко у него. Даже обидно, что я не могу жить с такой же философией. Насколько бы все оказалось ярче и проще.
И нестерпимее.
Физиология и ничего больше. Уж Шибуев-то знает в этом толк.
Да что он вообще понимает?!
Дурак!
С этими мыслями я засыпаю, чтобы через несколько часов проснуться от тихого голоса отца, ворвавшегося в сон:
- Света? Дочка, проснись! Андрей пришел.
Что?
Я поворачиваюсь, приподнимаю голову, но снова ложусь на подушку, не понимая, о чем папа говорит. Не отпускаю сон, в котором снится что-то приятное, уволакивающее меня в сладкое забытье.
- Свет, - рука отца упрямо касается плеча, - я говорю: Андрей пришел. Куда мне его положить?
- Кто пришел?! – ну, наконец-то я просыпаюсь. Сажусь в кровати в пижаме, касаясь ладонями лица. – Какой Андрей? Что… что ты сказал с ним сделать?
- Муж твой, говорю. Пока еще стоит в прихожей, но, кажется, надолго его не хватит, - отец, оглянувшись, с сочувствием приподнимает брови. – Он там того… Похоже, немного перебрал.
- Что?!
- Дочка, ты выйдешь или мне самому Андрея по-тихому уложить? Судя по всему, ему не очень хорошо.
- Постой, зачем? Ничего не пойму… - Сонные глаза распахиваются. – Он что… пьян?! – догадываюсь я.
- Ну-у, скорее да, чем нет, - разводит руками отец, и я, отбросив в сторону одеяло, вскакиваю с постели и устремляюсь из своей спальни в прихожую. Как была – в пижаме, босиком и с взбитыми ото сна волосами.
Андрей стоит, держится рукой за стену и при виде меня, оскаливается широкой, белозубой улыбкой. Ну, конечно же, он встрепан и пьян. Еще как пьян! Воротник футболки-поло изорван, волосы взлохмачены. На сбитых костяшках пальцев и на губах виднеется кровь.
Господи, да у него и на щеке и на шее грязные красные полосы! Ужас! Как его охрана такого в дом-то пропустила?
Хотя, чему я удивляюсь? Он здесь с детства околачивался. До сих пор у Витьки Артемьева в друзьях. Кто же не знает Шибуева?
- Ну вот, сама видишь, каков наш огурчик! - вздыхает за плечом папа. – Нет, Света
Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках. Такого гостя наш дом еще не помнил. А как стыдно-то!
Но у меня получается сказать спокойно и тихо.
- Ты иди, пап. Отдыхай. Я с Андреем сама разберусь.
Папа колеблется, но спрашивает почти весело.
- Уверена, дочка?
- Еще как. Не переживай, уж с этим чудом я справлюсь. А если не справлюсь, то пинками спущу с лестницы!
- Ну, смотри, Светуль. Я пошел! – отвечает Уфимцев, и я удивляюсь: почему у папы голос такой довольный? Пойди, пойми этих мужчин. Нет бы вытолкать взашей охламона – туда, откуда пришел, а он «огурчик»!
Но Шибуев молодец. Держится, пока отец не скрывается в своей комнате, и только потом радостно выдыхает: