Unknown

В допросной камере посетителей прибавилось. За столом сидел неизвестный мне молодой человек в чине зауряд-прапорщика, разложив на столе писчие принадлежности. Поручик Семенов предпочел находиться на ногах. Вчерашние вопросы повторились, только теперь все записывал зауряд-прапорщик. Ответы я давал те же. Удалось в ходе разговора произнести пароль: «Я очень люблю свою Родину-мать», однако отзыва - «Родина-мать ценит любовь своих детей» не услышал. Это несколько меня озадачило. Неужели пароль, произнесенный по-немецки, существенно отличается по содержанию от пароля, произнесенного по-русски. Может и отличается, кто его знает? А может, поручик просто не посвящен в эти хитросплетения разведывательной работы, и не знает о существовании подобного пароля. Если бы пароль сменили, то меня бы обязательно об этом известили. Опять загадка. Еще одна и, чувствую, не последняя.

- Вы будете говорить правду? – почти кричал Семенов, - сколько можно слушать ваши бредовые ответы?

- Ничего, кроме правды, я вам не сообщаю. Какую правду вы хотите услышать от меня?

- Являясь офицером разведки Генерального штаба Австро-Венгерской империи, вы подозреваетесь в шпионской деятельности на территории России, - чеканя каждое слово, произнес поручик. – Через своего подчиненного капитана Цепеша управляете агентурной сетью в приграничном районе. В Черновицы прибыли для получения важных разведывательных данных от своих агентов. Что на это скажите?

- Никогда в армии не служил, а тем более в разведке. Ни о каких агентах и представления не имею. Я банковский служащий, мое дело бумажки, отчеты, ведомости и счета. Кто-то вас обманул, назначив меня шпионом.

- Не служили! А откуда у вас на теле появилось ранение от удара штыком.

- Не штыком, а рыбацким ножом. Заполучил его в молодые годы, еще в Буэнос-Айресе, когда сопровождал грузы в морской порт. Много тогда было охотников за чужим добром.

- Ладно, ранение, но осанку и выправку никак не спрячешь. У вас она отменная.

- Регулярно занимаюсь физкультурой. Приходится много ездить, поэтому здоровью уделяю должное внимание.

До самого обеда, несмотря на усилия поручика, шпионом и разведчиком я себя не признал, но еще раз повторил пароль.

На обед был густой суп, я предположил, что из остатков пшеничной каши приготовили это варево. Для поддержания жизненных функций и эта пища пойдет.

После обеда вновь допрос с самого начала, с требованием ответов на ранее поставленные вопросы.

Второй месяц меня мучают ежедневными допросами. Следователи и писари меняются, а перечень вопросов остается прежним. Я тоже старался не отходить от выработанной линии поведения, давал прежние ответы, неизменно произносил пароль. Обидно, но ни один следователь не обратил на него внимание.

Вечернее время я посвящал тренировкам. Несмотря, на не очень вкусное питание, я хотел находиться в хорошей форме, поэтому не менее двух часов посвящал отработке приемов. Конечно боя, как такового в реальности не было, конвоира не позовешь ведь в камеру. Удары ногами и руками приходилось только обозначать, но отрабатывал их с особой тщательностью.

Раз в две недели арестантам, вроде меня, дозволялось помыться в теплой воде, сменить провонявшееся тюремное рубище на свежее. Цирюльника никто не предоставлял, поэтому бороду отрастил приличную, да и грива на голове уже основательно покрывала шею. Постепенно превращался в бородатое и лохматое чудовище.

На последнем допросе следователь ротмистр Назаров сказал, что отправит меня в места, где живо научат правильно отвечать на поставленные вопросы. Ну, хоть какое-то разнообразие, думал я про себя, а то уже надоели, хуже горькой редьки.

Затем было десятидневное путешествие в арестантском вагоне. Жара и вонь сопровождали меня в поездке. Хорошо хоть кандалы на меня не одевали, другие арестанты в соседних клетках ими звенели.

Ночью нас доставили на какую-то станцию. Определить место невозможно, окна вагона заколочены, охрана ничего не говорит. Начали выводить арестантов. Слышал, что грузят их по пять человек. Интересно с кем мне доведется ехать, было бы неплохо узнать, куда завезли. Меня везли одного. Глухой деревянный ящик, поставленный на колесный ход телеги- вот такой достался мне дилижанс.

Определили снова в одиночную камеру. Начал внимательно осматривать новое жилище, и впал в ступор. Подобные камеры мне доводилось видеть, когда я был юнкером Михайловского артиллерийского училища. Нас водили в Петропавловскую крепость для ознакомления с фортификационными сооружениями. Вот не ожидал, что доведется здесь оказаться в качестве арестанта. Слава Богу, с местом заключения определился. Теперь попробую подать весточку Крестному. Только как это сделать без своей полной расшифровки пока не придумал. Посмотрю, как со мной будут работать столичные следователи. Начну с пароля, а там видно будет.