Читаем Unknown полностью

  Фрэнк Генри точно знал, что делать в такой ситуации: он приказал Хэнку Эйнсворту вызывать транспортные 'Хьюи' 229-го авиабатальона, старых надёжных лошадок. Эйнсворт уведомил пилотов 229-го, что в зоне высадки 'Олбани' жарко и что у 2-го батальона 7-го кавполка есть такие раненые, которые умрут, если их не эвакуировать. Говорит Эйнсворт: 'Все чёртово подразделение вызвалось лететь. Я сказал, что нужно всего две машины'.

  Несмотря на то, что Эйнсворт запрашивал только две вертушки, в 21:50 в сорокаминутный пере-лёт к 'Олбани' с 'Индюшиной фермы' базы 'Кэмп-Холлоуэй' стартовали четыре 'слика' 'Хьюи'. Капитан Боб Стиннетт снова шёл ведущим, за ним следовали капитан Брюс Томас и старшие уорент-офицеры Кен Фаба и Роберт Мейсон.

  Когда рейс прибыл в окрестности 'Олбани', пилоты не смогли обнаружить небольшую поляну. Говорит Стиннетт: 'Я держал связь с парнем на земле [капитаном Джимом Спирсом]. Он знал, что мы на подлёте. У него был фонарик, он вышел на поляну определиться, сможем ли мы его заметить. Я кружил, пока не поймал его свет. Мы развернулись на заход. С земли в нас летели трассёры. На заходе по нам открыли довольно плотный огонь уже из стрелкового оружия. Я не знал, насколько велика зона высадки, потому что её не видел. Я выстроил 'птичек' в колонну по одному, одну за другой. Я сел первым, затем вторая, третья. Четвёртой машине я приказал кружить над нами, ибо места уже не оставалось'.

  Обычно лётчики 'Хьюи' для экономии топлива сбрасывают газ, как только касаются земли. Но только не той ночью. Стиннетт вспоминает: 'Что-то мне подсказывало не делать этого, мол, пусть двигатель работает на полных оборотах. Нам сообщали, что раненые ходячие. Когда же мы сели, все они оказались на носилках. Моим командиру экипажа и бортстрелку пришлось выйти и поднять сиденья, чтобы разместить носилки. И тут как раз - светопреставление. Обстрел отовсюду. Я немедленно увеличил тангаж; машина, набрав полётные обороты, подскочила в воздух сразу на тридцать футов и продолжала подниматься. Мы взлетели так быстро, что командир экипажа и бортстрелок остались на земле, а я даже не понял этого. Мы их тупо оставили. Внутри были только раненые. Вернувшись, мы насчитали в машине тридцать дырок. Этого хватило и мне, и моему 'Хьюи'. Три вертушки, севшие после меня, доставили медсредства и выхватили ещё несколько раненых и мой экипаж. И снова майор Фрэнк Генри сигналил фонариком'.

  Джоэл Сагдинис с трепетом наблюдал, как на 'Олбани' храбрые авиаторы рисковали всем ради раненых. 'Помню, как подумал, что это самые смелые лётчики, которых я когда-либо видел. Они были как на ладони, и я всё ждал, что их вот-вот собьют. Их направлял Фрэнк Генри. Видно было, как летят трассёры. Машины не колебались ни секунды. Сели, загрузились и в миг исчезли'.

  Батальонный сержант-майор Джеймс А. Скотт был среди раненых; он улетал на вертолёте чуть ли не через одиннадцать часов после получения ранения в грудь. Говорит Скотт: 'Около полуночи прилетела вертушка. Погрузили восемь серьёзно раненых, меня впихнули в туда же. К тому времени я уже выглядел как некто из Аламо: по ногам течёт кровь, одежда изорвана. Мы отправились прочь, на 'Холлоуэй''.

  Шесть недель спустя, в начале января, сержант-майор Скотт поправлялся в армейском госпитале имени Уолтера Рида в Вашингтоне, округ Колумбия. Там ему на глаза попалась статья в номере журнала 'Тайм' от 31 декабря 1965-го года, в которой цитировался санитар 2-го батальона 7-го кавалерийского полка, заявивший, что сержант-майор Скотт погиб в самом начале боя в зоне высадки 'Олбани'. Он тогда решил, что известия о его смерти сильно преувеличены.

  Вертолётная эвакуация раненых с поляны 'Олбани' ещё не завершилась. Старший уорент-офицер Хэнк Эйнсворт, по-прежнему находящийся в воздухе, получил запрос от майора Генри на ещё один аппарат для трёх или четырёх раненых. Эйнсворт вызвался забрать их командирским вертолётом. Рассказывает Эйнсворт: 'По милости господа, в меня не попали. Я влетел и вылетел сквозь стену трассёров и не поймал ни одной пули. Я подумал, что я самый удачливый пилот, летающий в Наме. За всё время ни одного попадания'.

  Теперь периметр на поляне 'Олбани' мог угомониться на время, ещё остававшееся от ночи. 'Ночью к периметру вышло где-то пять человек, - вспоминает Рик Рескорла. - Ларри Гвин, указывая на юго-восток, сказал: то, что осталось от остальной части батальона, разбито на три основных и несколько более мелких групп. Я подошёл к одинокой фигуре лейтенанта Гордона Гроува, стоящего в северо-западном углу периметра. Бывший сержант, он прошёл школу подготовки кандидатов в офицеры. 'Там мой взвод, - сказал он. - Я пришёл сюда за помощью, но мне приказали не возвращаться'. Безутешный, он всё смотрел на полосу леса, словно ждал появления своих людей'.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне