Читаем Unknown полностью

  Я думал, люди в той канаве были бойцами Дила. Справа я увидел пулемётный расчёт. Я подбежал и сказал, что в ручье ВНА. Мы тут же попали под кинжальный огонь с юга и залегли с парнями за каким-то небольшим укрытием. То была часть роты 'дельта', и я оказался по соседству с капитаном Лефевром. Вслед за тем над нами пронёсся огонь из автоматов. Мой неутомимый радист, девятнадцатилетний рядовой 1-го класса Доминик Де Анжелис из Квинса, как только пуля ударила его в руку, повернулся ко мне, едва успев произнести 'Капитан Херрен, я ранен'; слова его так и застыли на губах. Пока он поворачивался, в центре его каски появилась дырка от пули, и он был мёртв.

  Справа от меня ранило Лефевра, кровь захлестала из его правой руки. Он попытался остановить кровотечение самостоятельно. Я выхватил компресс из индивидуального пакета и прижал его к ране, стара-ясь из него и ещё какой-то тряпки сделать жгут. Лефевр стал ослабевать, и примерно через двадцать минут, - в течение которых я то отстреливался и обнимал землю, то держал связь по рации с лейтенантом Херриком, то проверял рану Рэя Лефевра, - я попросил ближайшего к себе бойца помочь мне отвести Лефевра в тыл. Вернувшись, я нашёл Тони Надаля на том же месте, где нас пригвоздили: он оттаскивал своих мертвецов. Для меня это было мучительное, полное разочарования испытание: я потерял физический контакт с моими взводами, меня прижали к земле, в то время как взвод Генри Херрика оставался в трудном положении'.

  Тяжело раненный Лефевр быстро угасал: 'Я потерял много крови. Я видел, как стреляют бойцы, но уже не слышал никаких звуков. Я сказал Джону Херрену, что кто-то должен принять командование. Я снова связался с полковником Муром и сказал, что собираюсь передать роту сержанту Гонсалесу. Потом прибыл санитар перевязывать мою рану. Помню, как вскоре после этого меня уже укладывали в 'пончо' и волокли к командному пункту батальона. Когда позднее я снова встретился лейтенантом Табоадой, мы об этом особо не распространялиь. Это была чертовски закрытая тема'.

  Рэй Лефевр и горстка солдат его роты 'дельта', сами того не ведая, подключилиь к бою роты 'альфа' в решающий момент. Около тридцати вьетнамцев обходили левый фланг бойцов Надаля, и группа капитана Лефевра, напоровшись на них, уничтожила многих из них. Люди Надаля справились с остальными. Лефевру было неизвестно, что сержанта Гонсалеса вражеская пуля ранила в лицо. Сам же Гонсалес ответил просто 'Принято!', когда Лефевр сказал ему, что теперь командует он, и в течение следующих полутора часов командовал ротой 'дельта'.

  Лефевра и Табоаду принесли к батальонному медпункту у термитника на носилках из плащ-палаток. Раны их были глубоки, зрелище страшное. Правую руку и болтающуюся кисть Лефевра искалечило и раздробило, наружу торчали кости. Лефевр тихонько стонал. Нога Табоады казалась зияющим, сырым, кровавым месивом от бедра до ступни; он вопил от боли. (Первый лейтенант Рауль Э. Табоада был чем-то вроде человека-загадки. Из уст в уста передавалась история, что он был кубинцем и сражался против Фиделя Кастро во время вторжения в заливе Свиней.)

  Находясь в сухом русле ручья вместе с 3-им взводом роты 'альфа', сержант Стив Хансен выпустил все свои миномётные мины и теперь стал стрелком. Вот его описание тех событий: 'Рота 'дельта' призем-лилась после нашей первой перестрелки. При подлёте их обстреляли, несколько человек пострадали. Одним из них был лейтенант Табоада, которого ранило в руку и ногу. Я нашёл его возле роты 'альфа'. Сержант Хосе Роблес-Клаудио, командир отделения из роты 'альфа', разговаривал с ним по-испански. Помню, как Табоада держал в окровавленной руке фотографию жены и детей. Ругался он тоже по-испански. То, что он оказался во внешнем периметре роты 'альфа', я приписываю нехватке сведений о зоне высадки и о местонахождении плохих парней.

  Вертушки приближались к зоне высадки с востока, и головные машины садились чуть ли в нескольких футах от стрелков ВНА, у линии деревьев. Левый фланг нашей 'альфы' оставался неприкрытым до самого момента, когда рота 'чарли' протянулась туда своими линиями и заняла там позиции. Первоначально разрыв между ротами 'альфа' и 'чарли' прикрывался только огнём. Этот разрыв был критической точкой и открытым путём подхода. Когда рота 'чарли' подверглась атаке, рота 'альфа' была атакована в русле ручья. Атакующие спускались с массива'.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне