Unknown

      Едва Грег на той стороне склада опустил вниз достаточно большой рубильник, который мы осветили своими фонариками, как помещение наполнилось звуками женских криков. Дождавшись, когда глаза привыкнут к яркому свету, я всё же рискнул посмотреть вниз - и замер. Там, внизу, опустив головы, пряча глаза от яркого света, стояло около шести женщин, если это можно так назвать. Руки их были неестественно длинными, с огромными ладонями и изогнутыми пальцами-когтями. Одежда на них была разодрана, обнажая уродливые опухшие серые тела, а волосы седыми колтунами обрамляли разодранные лица. Они, визжа, подняли на нас взгляды своих красных глаз, и неожиданно я испугался, что они до нас доберутся. Чего им стоит залезть на несколько ящиков, с такими-то ручищами? Но, как оказалось, именно из-за этих самых рук они и не могут. Женщины - а, судя по обвисшим серым грудям, выглядывающим из-под обрывков одежды, это были именно женщины, - вперевалку передвигались на опухших ногах, волоча руки следом за собой. Грег, повернувшись, махнул нам рукой, чтобы мы шли к нему, и первым пошел Райан. О`Ши не менее ловко, чем его тесть, принялся перебираться с ящика на ящик, и женщины, повизгивая, как мне показалось, от восторга, последовали за ним, не сводя с мужчины внимательных взглядов красных глаз. Как мне показалось, одна из них точно облизнулась, и у меня не осталось совершенно никаких сомнений, что они с удовольствием нас сожрут, если хоть один попадет в их длинные лапы.

      Их невозмутимость поразила меня. Тогда, когда мы удирали от тварей на машине, я даже испугаться толком не успел - скорее, большее впечатление на меня произвел наш полёт через Бездну, а не то, что на нас охотились. Сейчас же, когда мы в такой ужасающей близости от смерти, я начал понимать, как на самом деле люблю жить. Там, в Эдеме, смерть выражается в голоде, болезнях и чёртовой бактерии в нашей крови, которая неожиданно может пробудиться. Здесь же смерть - горящие красные глаза и мощные челюсти тысячи тварей.

      Даже не знаю, что хуже - умереть от голода или быть растерзанным живьём.

      Когда я оказываюсь на том же ящике, что и Росс с О`Ши, Грег вдруг достаёт из-за спины свой автомат. Мужчина хладнокровно делает несколько точных выстрелов, и женщины одна за другой падают на пол, издавая жуткие вскрики. Райан, повернувшись к остальным полубоком, поднимает вверх руку, жестом велев им оставаться на местах. С другой стороны стены - как я понял, там есть коридор и ещё одно помещение, - слышатся похожие визги и топот ног. Через несколько долгих минут, которые сопровождаются женским повизгиванием, из дверного проёма выходит ещё одна такая же женщина. Остановившись, она принюхивается, задрав голову вверх, и пуля, выпущенная Грегом, простреливает ей лоб. Такая же участь ждет ещё семерых.

      Лишь после этого мы начинаем спускаться вниз. Эта тишина, которую нарушает лишь топот наших ног по поверхности почти сгнивших, шатких ящиков, сдавливает виски, словно стальной обруч. Я удивляюсь, как это ящики выдерживают наш вес, и именно в этот момент у одного из наших проваливается по колено нога. Двое парней, что оказались рядом, помогают ему выбраться, а я даю себе очень хороший совет.

«Лучше иди и ни о чём не думай, Фабиан.»

      Дальше всё прошло более-менее спокойно, и я даже начал приходить в себя. Если сначала я дрожал от каждого шороха, то сейчас уверенность вернулась ко мне.

      Наверное, каждый выживший однажды испытывал нечто подобное. Ведь, если хорошенько подумать, можно вспомнить, что под куполом осталась большая часть населения этого города.

      Предположим, мы имеем город с населением в триста тысяч человек. Сто тысяч успели выбраться из города до того, как опустили купол, и теперь у нас двести тысяч человек, которые пытаются выжить. За пятнадцать лет жизни в таких условиях – опять-таки, предположим, - осталось три тысячи человек. Кто-то умер в лапах тварей, кто-то - от болезней, ну а кто-то просто не выдержал и наложил на себя руки. Итак, пятнадцать лет - и минус сто девяносто семь тысяч человек.

      Но у нас есть ещё лет, по истечению которых мы имеем лишь девятнадцать.

      От двухсот тысяч до девятнадцати за двадцать лет - ужасает, не так ли?

      У меня совершенно нет желания размышлять, о чём думали люди, живя здесь. Если у нас, живущих в низах Эдема, всегда была надежда на то, что всё можно изменить, то у этих людей не было абсолютно никакой надежды.

      Через весь склад мы прошли в противоположную комнату. Она не была заставлена пирамидами прогнивших ящиков, вместо этого в ней находилось несколько довольно больших стеллажей, на которых стояли какие-то банки, коробки, пакеты… Я так и не понял, что же это было за здание, да как-то и не хотел понимать. Сейчас я хотел лишь выбраться отсюда.