Осознав сей факт, удивленно восклицаю:
- Лизка, ты что ли?
Пригляделся:
Иттить твою, ж… Да, она совсем голая!
Затем, я попытался пошевелиться, но не смог… Что за чёрт?
- Ты что здесь делаешь, малахольная?
- Что может делать порядочная девушка в постели у мужчины? – подносит к губам крохотный девичий сосок, - пытается быть им соблазнённой, обесчещенной и затем брошенной… А ты про что подумал?
- Я подумал, что ты пьяная. Перепила винца на выпускном и теперь буянишь. Тебя надо это… В милицию сдать, или в поликлинику отвезти – принудительно промыть желудок.
- Не хами даме!
Лёгкий шлепок по щеке и, удерживая руками за уши - пиявкой впивается мне в губы.
Пытаюсь во время сего действа снять её с себя и привстать, но…
Не могу!
А она мне, перейдя с губ на ушко, шепчет:
- Девушка не может быть пьяной — лишь слегка опьяненной.
Что за дела?
Лежу крестом - как распятый Христос и не могу пошевелиться. Взгляд по сторонам уже привыкшими к темноте глазами… Ох, ё…
Вот это ролевые игры!
- Ты, что? Привязала меня? Ну и, нахахуа?!
Блин, эти старинные железные кровати с решётчатыми спинками – как будто специально предназначены – что к ним кого-нибудь привязывать и…
«Того»!
Сам неоднократно подумывал проделать такое с Софьей Николаевной – да всё руки не доходили.
Привстав надо мной на колени, недоумённо-возмущённо, с полной уверенностью в своей правоте:
- А как ещё слабой и беззащитной девушке - соблазнить такого бесцеремонно-наглого подонка, как ты?
Лёгка пощечина, потом вторая:
- Три года уже пытаюсь тебе отдаться – надо мной уже собственная Mère смеётся! Тебе не стыдно?
- Стыдно, но я изо всех сил стараюсь взять себя в руки…
И снова две пощечины:
- Palettes! Gentil sans vergogne!
Пытаюсь увести разговор в сторону - ляпнул первое, что в голову взбрело:
- Лизавета, иттить твою mère! Да у тебя сиськи с последней днюхи выросли!
Называется – тушить пожар керосином.
Склонившись, с гордостью сунув один из торчащих сосков мне под нос:
- Ma maman говорит, что mes seins уже как у неё.
- Ну, это она льстит… Себе…!
Затем, она придвинувшись поближе - бесстыдно раздвигает передо мной мраморной белизны бёдра:
- Серафим, а посмотри…
Ух, ты:
- Ты «её» бреешь?!
Надеюсь, не моей бритвой – той, что я морду и голову…
- Сам не видишь? Лучше скажи, красиво?
Чувствуя, что где-то снизу вздымается мой впавший было в спячку «одноглавый дракон с бубенцами». Напрягая зрение, бучу буркалы – пытаясь разглядеть подробности:
- «Красиво»? Не то слово! Кто-то научил или сама догадалась?
Насколько мне известно, хроноаборигенны противоположного пола – до эпиляции области «лобка» не додумались и мне попадались довольно «заросшие» особы, хоть косы «там» заплетай.
- Ты же сам научил…
Дико таращусь:
- Что за дикий бред? Это когда же я успел так накосорезить?
- Не меня, а Лилю Брик…, - звонкая, хотя и не больная почёщина, - а та уже мне сказала, что ты любишь - когда у женщины бритый «le pubis».
Уворачиваюсь от ещё одной оплеухи:
- Ты это серьёзно? Она тебе так и сказала?
- Да!
Чувствую, что краснею переспелым помидором… Грёбанный стыд…
- Она всё выдумала!
- Не смей мне врать, потаскун!
***
Поёрзав бёдрами и, «что-то» почувствовав попкой, оглядывается назад и схватившись рукой за «нечто» вздыбившиеся под одеялом:
- О, я вижу ты уже готов соблазнить невинную девушку!
Я, панически заверещал:
- Лиза, подумай, что ты творишь! Потом, уже ничего не воротишь!
Но она уже урча как мартовская кошка - скидывает с меня одеяло, бесцеремонно сдёргивает кальсоны и схватившись рукой за моего стоящего по стойке «смирно» «бойца», по-девичьи глупо хихикает:
- Какой он у тебя… Огромный!
Почему-то стало весело, хотя смешного было довольно мало:
- А ты, что глупая? Другие видела?
Даже в темноте было видно – зарумянившись спелым персиком:
- Нет, но… Представляла!
Схватив двумя пальцами – как будто измеряя диаметр у водопроводной трубы и, до боли сжав, с лёгкой озабоченностью:
- А он хоть влезет в mon vagin vierge?
Ухватившись за предоставленный последний шанс:
- Нет, не влезет – развяжи меня и иди спать на половичок в прихожке.
- Ага, прям счас я разбежалась – косы по ветру…
Закинув через меня божественно стройную ногу, оседлав - как амазонка стреноженного степного жеребца, «направляет» моего «дружка» в своё лоно - одновременно лаская его двумя руками.
- Развяжи руки, Елизавета! – взмолившись последней надеждой, - а то получится не соблазнение – а изнасилование… Получишь пятнадцать суток, прелюбодейка!
С томным придыханием, упрямо гнёт свою линию:
- Нет, уж! Опять что-нибудь выдумаешь, да выкрутишься – знаю я тебя. Поэтому развяжу, только когда ты лишишь меня девственности.
Ну, что оставалось делать?
Только расслабиться и постараться получить максимум удовольствия.
- Только осторожно, девочка! – предупреждаю, нагоняя жути, - первый раз, это бывает у вас больно… Очень больно! ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ БОЛЬНО!!!
Покамест безуспешно пытаясь «вправить» - всё более и более возбуждаясь и «влажнея», она томно стонет:
- Я знаю. Мне ma mère рассказывала – как «это» бывает… Не больнее, чем когда рожаешь.
Достали блин, эти продвинутые в педагогике мамаши!