Unknown

Наши взгляды пересекаются, и эти бездонные черные глаза заставляют меня забыть о наших сугубо деловых отношениях. Не успев осознать и сформировать то, что я хочу произнести, я делаю это:

- Ты в порядке?

Она кивает.

- Да, – она придвигает ко мне тарелку с фруктами. Я замечаю, что она не положила клубнику. Я почти улыбаюсь тому факту, что она все еще помнит, что у меня аллергия.

- Ты хорошо справляешься с нарезкой фруктов, – даже не знаю, зачем говорю это.

Почему я продолжаю пытаться наладить с ней разговор?

Она молчит, так что я начинаю закидывать кусочки дыни в рот, медленно разжевывая. Мои глаза ни на секунду не покидают ее, пока она крутится по кухне.

Почему она не поддается на мои попытки заговорить с ней? Это раздражает. Обычно мне не приходится так напрягаться. Это другим людям чаще всего трудно наладить со мной какое-либо взаимодействие, им приходится преодолевать мои барьеры. Но с этой женщиной все наоборот, и это меня озадачивает. Интересно, с Аполо она другая? Она, в конце концов, была в его спальне, и не выглядела так, будто ей неловко.

Я должен перестать думать об этом.

Я уже собираюсь встать и уйти, когда что-то на полу привлекает внимание Клаудии, и ее холодное выражение лица испаряется, на его месте появляется чистое умиление. Ее губы растягиваются в улыбке. У меня нет слов. Сердце по-идиотски часто стучит.

Хочу, чтобы она на меня так смотрела.

Прослеживаю ее взгляд и вижу пушистого белого щенка, которые направляется ей навстречу. Видимо, он живет у задней двери. Клаудия садится перед ним на колени, он кладет на нее лапы и облизывает ей руки, пока она гладит его.

- Привет, красавчик, – она улыбается, глаза наполнены любовью.

Откуда взялся этот щенок?

Клаудия, видимо, вспоминает о моем присутствии и быстро встает, возвращая свое серьезное выражение. Она направляется к раковине, чтобы помыть руки, щенок следует за ней, прилипившись к ее ногам.

- Не знал, что у нас есть собака, – и вот я снова пытаюсь заставить ее заговорить со мной. Не знаю, что со мной происходит этим утром.

Клаудия едва смотрит на меня.

- Это Аполо. Ему нравится приводить брошенных щенков. Он часто наведывается в приют.

Аполо…

Аполо…

Ее голос смягчается, когда она упоминает моего брата, и почему-то меня это раздражает.

Я продолжаю есть свои фрукты.

- Поглядите какой защитник природы.

- Так и есть, – она кивает.

- Я думал, что тебе больше собаки не нравятся.

Я прекрасно помню почему. Мы были еще детьми, когда папа решил принести щенка. Мы назвали его Флафи. К сожалению, через несколько месяцев он подхватил инфекцию, с которой ветеринары были бессильны, и умер. Мы с Клаудией были подавлены. Мы устроили похороны и все как положено. С тех пор собаки стали болезненной темой для нас обоих.

Клаудия смотрит на меня сочувствующим взглядом, и я понимаю, что она тоже все помнит.

- Я никогда не забуду Флафи, – на ее губах печальная улыбка. – Но не знаю, просто невозможно не потискать щенков, которых приносит Аполо. Она такие милые и наполненные любовью.

Щенок отстает от ее ног, оббегает островок и оказывается рядом со мной, касаясь своей шерстью моих ног, отчего у меня бегут мурашки. Не знаю, что сказать или сделать. После Флафи я не имел дела с собаками.

Я свожу брови, когда вижу, что щенок поднимает лапу и собирается помочиться на мою ногу.

- Оу! – я вскакиваю, отдаляясь от него. Я еле успел избежать его мочи – Какого черта!

По всей кухне раздается смех Клаудии. Она так сильно смеется, что ей приходиться хвататься за живот, чтобы не задохнуться.

Я грозно смотрю на щенка, когда он снова приближается ко мне.

- Нет! Назад! Плохой пес!

Не могу поверить, что бегаю от крошечного животного, которое даже до моих коленей не достает. Клаудия все покраснела от смеха, я на секунду забываю о собаке и просто смотрю, как она смеется. Господи, как я скучал по этому смеху.

Заметив мой взгляд, Клаудия прерывается, пытаясь угомонить свой смех, сжимая губы.

- Песик! – она зовет щенка, чтобы он оставил меня – Идем, песик!

Щенок следует за ней, и она выводит его из кухни, закрывая дверь. Когда она снова смотрит на меня, ее губы все еще сжаты, сдерживая смех. Веселье в ее глазах воодушевляет.

- Тебе это нравится, да?

- Нет, сеньор, – у нее вырывается смешок. В первый раз она называет меня сеньор, и это звучит без неприязни в голосе, только усмешка.

Не осознавая своих действий, я обхожу стол, чтобы приблизиться к ней.

- Да, тебе нравится. Ты, наверное, его и надрессировала, чтобы он так сделал.

Она снова легонько смеется и пятясь назад, пытается сохранять серьезный вид.

- Конечно, нет.

Я не останавливаюсь, пока у нее больше не остается места для отступления. Ее спина прижимается к стене. Смех утихает и взгляд становится нервным, она в ловушке. Я кладу руки на стену с обеих сторон ее лица, заключая ее в клетку. Она поднимает руки, чтобы оттолкнуть ее, но, кажется, передумывает, вспоминая, что я без рубашки, ведь ей придется прикоснуться к моей коже.

- Что ты делаешь?

Я поднимаю бровь.

- А куда делся «Сеньор»?

Она облизывает губы.

- Мне не нравится тебя так называть.

- Почему это?