Увидев покрывало, любовник слабо усмехнулся.
— Я сейчас уберу, — пообещал Саша.
— Мне все равно. Честно. Лишь бы лечь.
Тряпка была безжалостно сдернута с кровати — иначе ук-
рыться нечем. Соорудив кокон из ватного одеяла и предмета
кеннорийской роскоши, Александр разжег огонь и помчался к
машине. Следующий час он провел в метаниях по сугробам —
продукты и аптечку в дом, автомобиль — в лесополосу за про-
тивоположной стороной дороги. Пришлось помахать лопатой,
чтоб расчистить съезд и место для парковки. Работа шла не-
быстро — он все время возвращался на дачу, спрашивал: «Тебе
что-нибудь надо?», дожидался еле заметного отрицательного
кивка и вновь бежал на трассу.
К одиннадцати утра Саша чувствовал себя хуже, чем после
двойной смены на лесоповале. Ломило плечи, поясницу, ныли
ноги, а тревога и волнения сумасшедших суток отползли, но
притаились где-то неподалеку, оставив на посту бессонницу.
Он залез под одеяло, прижался к мерно дышащему Ареку —
вроде спокойно спит, не ворочается, не стонет — повозился,
пролежал около часа и встал, чтобы подбросить в печку дров.
На глаза попался пакет с продуктами из столичного магазина.
«Там же бутылка коньяка!»
Лучшего снотворного придумать было нельзя — после второй
порции комната закружилась перед глазами, и Александр едва
добрался до кровати. Ему померещилось, что он вновь оказался в
флаере. Покачивание, звезды под веками... оглушительный треск
сырого полена, дернувшийся и попытавшийся сесть любовник...
— Лежи, — укладывая голову ему на плечо, посоветовал Са-
ша. — Лежи, скоро прилетим.
Круговорот Врат и темнота — закрываешь глаза, и как в
межпространственном тоннеле оказался — напомнили о сло-
вах Эрлиха: «Вали куда-нибудь денька на три... нет, лучше на
неделю».
— Мало... мало.
Полет растянулся на небольшую бесконечность. В кабине
флае ра похолодало, и Александр, оборвав ремень, прижался к
пышущему жаром Ареку. Зарылся носом в волосы и пожаловался:
— Мало. Ничего не успеем.
— Ты же говорил — два часа бы вытерпеть. Боялся, что бе-
жать придется.
— Куда уже бежать? — удивился Саша. — Прибежали.
— Вот как?
Любовник тоже оборвал ремень и принялся снимать одежду.
И с себя, и с Александра.
— Увидят!
— Никто не увидит. Никого тут нет.
Руки заставили перевернуться на бок. Саша вздохнул, согла сился поднять согнутую в колене ногу и позволил Ареку провести языком по яйцам — раз уж нету никого... тогда можно.
Ласки становились всё откровенней, всё бесстыдней, слабые
про тесты не помогали, и пришлось расслабиться и получать
удо вольствие. Всё равно во сне, всё равно никто не увидит и не
ста нет осуждать.
Когда блаженство разбавилось болью, Александр застонал
и открыл глаза. Комнату заливали лучи закатного солнца —
словно из печки вывалились угли, и занялся пожар, стены
опять покачивались — любовник вбивался в его тело ровными
сильными толчками и не забывал дрочить напряженный член.
— Ты!..
— Тихо. Сломаешь — врача вызвать не сможем, — шепнул
Арек и осторожно ухватил его зубами за ухо, заставляя помор-
щиться от щекотки.
— Ладно...
Сопротивляться и брыкаться было глупо. Саша снова закрыл
глаза и начал толкаться в услужливо сжавшуюся ладонь — с
какой стати терять свою законную долю удовольствия?
Арек
Возиться с сонным телом, бормочущим какие-то невнятные возражения, было одновременно приятно и неловко.
Ареку не нравился секс с одурманенными партнерами.
Но барьер, которым отгородился Александер, не стоило ломать силой — чтоб бревенчатый частокол не превратился в каменную стену, если попытка выйдет неудачной. Давно уже приходил на ум вариант «подпоить», но выполнение откладывалось и
откладывалось — не стыковались подходящее настроение и сво-бодное время, что-то мешало...
Разрешение, полученное перед мотелем, удивило и слегка растрогало. Захотелось воспользоваться правом, втрахать в уп рямую голову и задницу разницу между изнасилованием и добровольным актом. В том, что Саша под ним не кончит,
Арек ни секунды не сомневался, но собирался обеспечить ему качественный оргазм после — как награду за терпение и напоминание о той самой разнице.
Воплотить план в номере мотеля не получилось. То, что Александер вообразил себя мучеником за идею, стало ясно еще в душевой кабинке — такая тоска и обреченность на физиономии читалась, хоть забегай. В кровати это переросло в трагикомедию,
и Арек отказался от поползновений. Не хотелось портить себе последние часы жизни.
Но когда он проснулся в холодном захламленном домике, перебрал в памяти события прошлых суток и определил состояние, как сносное, — руки-ноги двигаются, сердце не сбоит — захотелось взять свое, немедленно, здесь и сейчас. Ровное ды-
хание Саши, щекочущее шею, ватная снежная тишина, окутав шая окрестности, одновременно успокаивали и тут же напоминали:
этот островок спокойствия в любой миг могут взять штурмом.
Эрлих — непонятно от каких щедрот — подарил ему еще одну отсрочку. А раз необъяснима причина щедрости, значит можно ждать любой подлянки. А ну как пустит по следу кого-нибудь из полицейских псов, чтобы прикончили по-тихому?