Unknown

Прилив убаюкивал меня, покачивая взад и вперед омывая песок. Мои ноги касались песчаного дна, но я не предпринимала попыток, чтобы встать. Откинув голову назад, я барахталась на поверхности, словно морская звезда, а живот тянулся к луне цвета воска.

Гэллоуэй опустился рядом со мной, резко тряхнул головой, чтобы откинуть назад свои длинные темные волосы. Он побрился швейцарским армейским ножом неделю назад, и с образовавшейся щетиной был похож на измученного альфа-самца с сексуальными, опасными тенями.

— Не знаю, безопасно ли находиться здесь во время родов.

Мне не хотелось покидать это комфортное для меня место, но реальный страх перед акулами не покидал меня.

— Я позабочусь о тебе.

Он осмотрел темный горизонт. За год пребывания на острове мы привыкли видеть в темноте. Наше зрение не улучшилось (у Гэллоуэя оно, скорее всего, ухудшилось без очков), но каким-то образом мы поняли мир немного больше, не имея электрического света, ослепляющего каждый раз, когда заходит солнце.

— Кроме того, мы никогда раньше не видели акул в нашем рифе, — он усмехнулся. — Ты в безопасности.

— То, что мы не видели их здесь раньше, не означает, что они не появятся...

Очередная схватка прервала меня на полуслове. Мои зубы клацнули, а руки опустились на живот, и я изо всех сил старалась надавливать и изнутри, и снаружи.

Тяжелая рука легла на мои, мягко надавливая на сопротивляющегося ребенка под моей кожей. Я подняла голову, утопая в его голубых глазах.

Я молчала.

Он молчал.

Но мы договорились, что он поможет мне, и вместе мы переживем эту ночь.

Все остальное померкло, когда я сосредоточилась на этой задаче. Я не спрашивала, где Коннор и Пиппа. Не сопротивлялась, когда Гэллоуэй зашел мне за спину и поддержал мои ноги, чтобы я могла сесть на корточки на песчаном дне. Я не кричала, даже когда мое тело ревело и боролось с растяжением, дарующим жизнь.

Время потеряло всякое значение, я сосредоточилась на избавлении от пришельца, который причинял столько боли.

Я хотела спать.

— Почти получилось. Еще чуть-чуть, Стел. Давай.

Я опустила голову на его плечо. Воздух давался с трудом, мне никогда в жизни не было так больно. Звезды исчезли, сменившись розово-серебристым светом нового дня.

Его тело согревало мою спину, при дыхании он обдавал меня струями прохладной морской воды. Его руки лежали на моем животе, готовые помочь в последнем рывке.

Не стану лгать и говорить, что это не самое мучительное, что я когда-либо пережила.

Я закричала так громко, что звуковая волна пронеслась, словно камень, по гладкой поверхности, будто эхо, разносящееся вокруг нашего острова.

Последний толчок был адом, пламенем и самим дьяволом.

Но после этого наступило облегчение? Это было самое эйфорическое ощущение, которое я когда-либо испытывала.

Руки Гэллоуэя покинули мой живот и опустились между ног, чтобы принять нашего ребенка.

Поднял крошечное красное существо, морская вода и кровь каскадом стекали по извивающимся ногам.

Гэллоуэй никогда не рассказывал о своем прошлом. Он до сих пор не поведал, что изменило его, превратив из заботливого, замечательного человека в закоренелого циника. Но это не имело значения, потому что, когда он обнимал своего ребенка и похлопывал по спине, чтобы он сделал первый вздох, по его щеке скатилась одинокая слеза.

— О, боже мой!

Он так восторженно обнимал нашу малышку, она мгновенно стала владелицей его сердца.

Я сделала это.

Пережила свой самый страшный страх и родила здорового ребенка.

Я подарила нам девочку.

МАРТ

В нашем браке появилось новое измерение.

Более глубинная суть.

Сложная, внушающая трепет связь.

После того как Эстель родила, я передал ей нашу дочь и помог ей в послеродовых манипуляциях. Когда все было готово, и мать и ребенок были чисты, я перенес любовь всей моей жизни и перевязал пуповину.

Используя швейцарский армейский нож (простерилизованный в огне), я с честью отделил последнее звено и создал совершенно нового крошечного человечка.

Я делал все это на инстинктах.

Я никогда раньше не был рядом с новорожденным.

Я никогда не видел, что бывает и что нужно делать после.

Но это знание было внутри меня, как и знание того, что я нашел свою половинку, и вместе мы непобедимы.

Те первые несколько ночей были тяжелыми.

Я был уставшим.

Эстель была измотана.

И все же у нас был совершенно новый человек, который требовал, чтобы его кормили, пеленали и ухаживали за ним. Мы чередовали зомбиподобное бодрствование с кататоническим сном.

Пиппа и Коннор были предоставлены сами себе, и вместо того чтобы спалить лагерь, они кормили меня и Эстель. Они убирались в доме, ловили рыбу, готовили. Я чертовски гордился ими и был им благодарен.

Было так много вещей, которыми нужно было жонглировать.

Первый раз, когда Эстель кормила грудью, я испугался, пока ребенок не начал сосать.

Первый раз, когда завтрак прошел сквозь мою дочь, чтобы снова появиться в отвратительном месиве, научил нас тому, что гигиена должна быть превыше всего.

А первый раз, когда она срыгнула и заснула на руках, убедил нас, что мы готовы терпеть все, потому что мы любим.