Жестом пригласив нас сесть, мужчина устроился за большим столом и положил перед собой планшет.
Воцарилось неловкое молчание.
Эстель успокаивала Коко, пока та ерзала в велюровом кресле. Бедная малышка не привыкла к пластику, шелку и металлу. Она выросла на соли и дереве, звезды были ее ночником, а волны — колыбельной. Этот чужой, хаотичный мир сеял хаос в ее чувствах.
Черт, это привело к хаосу в моей жизни. Я и забыл, насколько архаичным может быть человеческое взаимодействие. Нам пришлось постепенно упорядочить свои чувства и восприятия, чтобы обратить внимание на то, что имело значение.
Мне придётся переучиваться.
И быстро.
— Итак... — Я прочистил горло. — Что будет дальше?
Мужчина сцепил руки.
— Мы ждем еще нескольких человек, и тогда можно начинать.
Еще несколько человек?
Кого именно?
Ответ пришел через десять минут, когда перед нами поставили графин с водой и печенье на трехъярусной подставке для торта.
К нашей компании присоединилась женщина с таким же планшетом, заняв место во главе стола.
Дверь открылась и закрылась, гулко отдаваясь в стеклянной комнате. От стука каблуков по спине побежали мурашки.
Пиппа обернулась первой.
Разумеется, это было правильно.
Семья есть семья. Независимо от того, сколько времени прошло.
Но то, как она просияла и залилась слезами благодарности, вырвало мое сердце и вдребезги разбило его о нетронутое песочное печенье.
— Нана!
Ее стул отлетел в сторону, заставив Коко испуганно взвизгнуть. Мы с Эстель одновременно повернулись, как раз в тот момент, когда Пиппа бросилась в объятия хрупкой седовласой женщины с болтающимися розовыми серьгами.
Ее костлявые руки обхватили моего ребенка, прижимая к шерстяному костюму и поношенной сумочке.
— Пиппа! Я так рада, что с тобой все в порядке.
Я должен был отвести взгляд, когда Пиппу осыпали тысячей поцелуев, беспорядочно оставленных на ее лбу. Я должен быть счастлив, что у нее остался хоть один член семьи.
Но это не так.
Потому что я знал правду.
Это был последний раз, когда я мог назвать ее своей.
— А, миссис Эвермор. Теперь, когда вы прибыли, давайте начнем.
Мужчина предложил ей присесть.
Однако она этого не сделала. Она так и осталась стоять, обняв мою дочь, и злобно смотрела на нас с Эстель.
— Где Коннор?
Допрос начался.
Она не только вырвала мое сердце, заявив права на Пиппу, но и растоптала его.
Когда никто не ответил, старуха сделала пару шагов вперед, увлекая за собой Пиппу.
— Я спросила... где Коннор?
Первый вопрос... тот самый, которого я боялся.
Ее гнев усилился.
Пиппа плакала, уткнувшись в грудь своей бабушки, не в силах вымолвить ни слова. Она еще не произнесла их вслух. Она устно не признала, что Коннор мертв. Всякий раз, когда она говорила о нем, она употребляла двусмысленные слова. Намеренно игнорируя правду.
Что он ушел.
Это не было ложью.
Что он бросил ее. Меня. Всех нас.
— Ответьте на вопрос миссис Эвермор, будьте добры, мистер Оук.
Мое внимание переключилось на мужчину, напыщенно скользящего пальцами по бумагам перед ним. Инстинкты включились, выискивая его скрытый мотив. Потому что у него был скрытый мотив, просто я не знал, какой.
Эстель вытерла слезы и ответила за меня.
— Он мертв, миссис Эвермор. — Ее подбородок отважно вздернулся. — Он умер от яда рыбы камень. Мы ничего не могли сделать.
— Это правда? — потребовал офицер.
Миссис Эвермор побледнела.
— Вы хотите сказать, что мой внук мертв? Мой сын и невестка? Все мертвы?
Пиппа заплакала еще сильнее, спрятав лицо под защитой бабушки.
— Что значит «это правда»? — Эстель сжала руки в кулаки. — Конечно, это правда. На что вы намекаете?
Коко шмыгала носом и извивалась, но не издавала ни звука, ее глаза были широко раскрыты от страха.
— Я намекаю, мисс Эвермор, что, возможно, мистер Оук как-то причастен к его кончине.
— Что?! — Я вскочил на ноги.
Мой стул заскрипел по керамогранитным плиткам.
Мужчина и женщина (я так и не узнал их имен) обеспокоенно посмотрели друг на друга.
— Я просто говорю... с вашей историей.
— Моей историей?
— Да, вы не можете ожидать, что мы не зададим этот вопрос. В конце концов, там не было никого, кто мог бы засвидетельствовать вашу невиновность.
— Мою невинность? — Я ударил себя кулаком в грудь. Мое сердце напоминало огнедышащее существо. — Мне нечего подтверждать. Это правда.
Как могло случиться, что возвращение домой стало таким извращенным и неправильным?
Голова кружилась от слабости, иммунная система истощалась слишком быстро благодаря кровопийцам, высасывающим жизнь.
Эстель встала, успокаивающе положив руку на голову Коко.
— Вы ошибаетесь. Там были люди, которые подтвердили его невиновность. Мы! Я знаю, почему вы нацелились на Гэллоуэя, и вы не можете быть дальше от истины. Я никогда не видела человека, который был бы настолько сломлен чужой смертью. Он любил этого мальчика. Мы все любили. Мы бы никогда не причинили ему вреда. Мы бы умерли вместо него, если бы могли.
Я тяжело дышал, когда Эстель протянула мне руку.