Unknown

Ужин состоял из моллюсков и кокосов, запитых строго определенным количеством воды.

В конце дня я улеглась в свою вырытую в песке постель, теплую от потрескивающего рядом костра. Сонно, я уставилась на ясную линию горизонта и мысленно умоляла о дожде. Я молилась каждому божеству, чтобы он даровал нам освобождение от засухи. Наше ограниченное количество воды, которое мы собирали с дерева, поддерживало нас в живых, но мы отчаянно нуждались в большем.

Каждую ночь, желание быть жадной и забрать все три бутылки себе, превращало меня в ужасного человека. Я жаждала роскошь прохладной ванны. Чтобы смыть соль и песок с моей кожи. Я мечтала о галлонах ледяной воды, что обрушилась бы на нас в виде дождя. Меня поглощали мечты о кубиках льда и кондиционере.

Я мечтала о том, чтобы мы были спасены, и мы получили бы все это в огромном количестве.

Но это оставалось тем, чем и было: снами, фантазиями, воображением.

Мы плыли по течению.

Мы ели, но медленно теряли вес.

Мы пили, но медленно умирали от обезвоживания.

И мы общались все меньше и меньше, становясь более тихими с каждой минутой.

Мы выжили намного дольше, чем изначально думали.

Но мы так и не были спасены.

Ни одного спасательного судна на горизонте. Ни одной вспышки надежды.

Ограниченные запасы зубных щеток и нашего скудного имущества составляли всё наше немногочисленное богатство, но в целом мы были нищими.

Мы исследовали, бродили, размышляли и планировали.

Но мы были одиноки.

И наши временные средства, с помощью которых мы цеплялись за жизнь, совершенно не работали.

…

ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ

Мои рецепторы нуждались в чем-то помимо моллюсков.

Мы употребляли их в пищу на протяжении двенадцати дней. Мне нужно было разнообразие. Питательные вещества. Витамины из другой пищи, а не только из соленой.

Мы пытались поймать случайную ящерицу, которая подобралась слишком близко. Мы убивали мошкару, которая превратила нас в свою пищу. И мы старались поймать тропических жуков и поджарить их на камнях. Хрустящие насекомые были ужасными на вкус, но, по крайней мере, они давали нам небольшое количество энергии.

Наши сомнения по поводу того, что общество считало приемлемым, разбивались со стремительной скоростью, чем дольше мы находились на этом острове. Я испытывала постоянные боли в животе наряду с пульсацией от обезвоживания в глазницах.

Самая жаркая часть дня была отведена на отдых, но остальные часы мы посвящали тому, чтобы остаться в живых чуть дольше

Еще одно утро.

Еще один вечер.

Найти еще один шанс быть спасенными.

Вчера я сорвалась на Коннора, я не смогла смолчать. Он был сам виновен в том, что заплыл далеко от берега, намного, намного дальше, чем мог вынести его молодой организм. Я не заметила это, пока уже не было слишком поздно, и его голова не покачивалась на бирюзовых волнах.

Галлоуэй ругался как сапожник, когда мальчишка со сломанным запястьем выбрался на берег. Но Коннор едва выпрямил свою спину и проговорил, что кто-то должен был попытаться. Кто-то должен был заплыть за пределы риф-брейка (прим. пер.: риф-брейк — это излом волны о каменное дно, коралловые рифы или другие препятствия. На такой точке волна встает стабильно в одном и том же месте. А ее мощность и длина зависят от размера и формы рифового барьера.) и посмотреть, есть ли там какой-либо остров поблизости, или корабль, который был сокрыт за небольшой бухтой, какая-либо надежда, о который мы не могли помышлять.

Но за пределами нашего острова… не было совершенно ничего.

Мы находились в снежном шаре. Мы были главными фигурами, окруженными невидимыми стенами.

Мы впали в отчаяние после этого инцидента

Коннор больше не упоминал спасение. А Галлоуэй возвел непроницаемые барьеры вокруг своей души. Пиппа была единственной, кто еще разговаривал, но детская вера в то, что ситуация быстро разрешится, исчезла, так же как и повторяющие восходы и закаты загоняли нас в будущее, которое не сулило нам выживание.

Я пела отрывки моих песен, над которыми работала, чтобы убаюкать ее. Я воровала драгоценные минутки, чтобы записывать в мой смятый блокнот сонеты, которые никогда не будут услышаны.

За неимением других дел, дети занимали себя: строительством замков из песка, а также тем, что плавали там, где я могла наблюдать за ними, и дремали в тени.

Мы все теряли в весе.

Щеки Галлоуэя выглядели изможденными, это было одновременно и от нехватки еды, и от нестерпимой боли, что он испытывал. Его борода на лице становилась гуще с каждым днем, такого же темно-шоколадного оттенка, как и волосы на его голове.

Мои бедренные кости постепенно начинали выпирать и сломанные ребра, которые я перевязала, медленно, но верно стали виднеться из-под кожи.

Нам нужно было начать рыбачить. Научиться другим способам, с помощью которых могли добыть пищу. Нам нужно было думать в перспективе, вместо того чтобы носиться с нашими надеждами на фантазии о спасении.