Я ослушалась его приказа не быть безрассудной. Я действовала у него за спиной.
Я чувствовала, что что-то сломалось между нами.
Самое меньшее, что я могла сделать, — попытаться это исправить.
Я разжевала листок и проглотила.
Горьковатый привкус остался на моем языке — я не привыкла к подобному вкусу.
Мой организм не осведомлен о питательной ценности подобных вещей.
Это может иметь неприятные последствия. Может быть тяжело. Может быть больно.
Это не имеет значения.
Сорвав ещё один лист, быстро съела его.
И ещё один.
А затем еще три, чтобы у моего организма не было выбора — принять чужеродную пищу или исключить ее.
В любом случае — будь то болезнь или крепкое здоровье — я сделала все, что могла, чтобы исправить худшее решение в своей жизни.
Я сказала Гэллоуэю «нет».
Нет заботе обо мне.
Нет объятиям, поцелуям и любви.
Я ушла от него и съела то, что он запретил.
Он возненавидит меня.
И я буду расхлебывать последствия.
Одна.
КАКОГО ЧЕРТА?
Что за чертовщина?
Я позволил ей уйти.
Я боролся за нее. Просил передумать. А она меня отшила. Я не стал гоняться за ней, словно чертов лабрадор. Я пытался завоевать ее и потерпел неудачу. Это был максимум, на что я был готов пойти ради женщины, которая настолько чертовски противоречива, что не знает, чего хочет.
Она хотела, чтобы я был ее другом?
Хорошо.
Я стану ее другом. Стану ее знакомым. Буду милым, отвечая на вопросы. Буду вежлив в общении. Но кроме этого, забудьте.
У меня было какое-то глупое представление о том, что Эстель примет меня. Что она не обратит внимания на мои ошибки и недостатки, потому что посмотрит глубже. Я надеялся, что, наконец, обрету покой, зная, что тот, кем был раньше, больше не имеет значения, потому что Эстель сделала меня лучше.
Но я ошибся.
Она обратила внимание.
Она все поняла.
Она догадалась, что я ни на что не гожусь. Я тот, в кого не стоит влюбляться. И уж точно не тот, с кем можно заняться сексом.
Она видела, что от меня одни неприятности. И я, черт возьми, не мог винить ее за то, что она сбежала.
Вот и все.
Неважно, как долго мы жили на этом острове, по крайней мере, я знал свое место.
Я был ее другом.
Я буду защищать ее, заботиться о ней, ее нуждах, и делать все возможное для детей и нашего будущего.
Но ничего другого я сделать не мог.
С этого момента желание и похоть были под запретом.
Я отказываюсь жить в райской ловушке с женщиной, которая не хочет меня.
Мое сердце не выдержит этого.
Мое тело не выдержит этого.
Надежда, за которую я по глупости цеплялся, умерла.
Взято из блокнота Э.Э.
…
СЕМЬ НЕДЕЛЬ
Я СЧИТАЛА КАЖДУЮ минуту каждого дня в течение двух недель — ждала, ожидала, надеялась, что Гэллоуэй утратит вежливую любезность и потребует другого ответа на свой вопрос.
Но он так и не сделал этого.
Секрет о поедании листьев висел на моей душе, словно железные кандалы. Я хотела рассказать ему, что сделала. Хотела поделиться хорошей новостью о том, что у меня не было никаких побочных реакций. Моя пищеварительная система приняла островной салат, и у нас может появиться еще один источник питания.
Однако, поскольку эксперимент нужно проводить снова и снова, чтобы убедиться в правильности результатов (и потому что я не доверяла первому успеху), я снова съела листья.
И снова.
В промежутке между днями поедания листьев я провела еще четыре теста на царапины с разной листвой. Из четырех только две опухли. Аллергия была болезненной и скорее жгла, чем чесалась. Самый последний тест был сделан на растении с большими листьями, похожими на лилии. Я почесывалась, но, когда съела лист, меня сильно затошнило. Острый привкус горького железа преследовал меня в течение нескольких дней, и только из-за внезапного приступа беспомощного гнева я схватила растение, вырвала его из почвы и обнаружила трубчатую культуру внизу.
Это было знакомо... как сладкий картофель или...
Поглаживая грязный корень, я вспомнила: таро
Я хотела рассказать Гэллоуэю. Хотела услышать его мнение.
Но не могла.