Unknown

Не помню, принес ли отец Блитци обратно к нам. Я не могу представить его в трейлере или у входа в трейлер, или даже по дороге к нему. Может быть, Нил поехал в городской дом и забрал ее. Не могу сказать, что это представить легче.

Если у вас сложилось впечатление, что Каро была несчастна или постоянно интриговала, это не так. Как я уже сказала, она пыталась заставить меня говорить об этом, когда мы лежали ночью в своих кроватях, но никогда не жаловалась. Угрюмость была не в ее характере. Каро была слишком заинтересована в том, чтобы производить хорошее впечатление. Ей нравились люди, которым нравилась она; ей нравилось приносить людям обещание того, что можно даже назвать весельем. Она думала об этом намного больше, чем я.

Теперь я думаю, что она больше всех унаследовала черты нашей матери.

Необходимо разобраться, почему она так поступила с собакой. Кажется, я кое-что помню об этом.

- Я просто пошутила.

- Ты хочешь переехать и жить с папой?

Я убеждена, что ей задали этот вопрос, и также убеждена, что ответ был отрицательным.

Я ни о чем у нее не спрашивала. Ее поступок не казался мне странным. Вероятно, именно так младшие дети воспринимают то, что, на удивление, более сильным старшим детям кажется выходящим за рамки обыденности.

Мы забирали свои письма в жестяном ящике на почте, вниз по дороге. Мы с мамой ходили туда каждый день, если не было сильной бури, посмотреть, что оставили для нас. Мы шли туда после моего дневного сна. Иногда это был наш единственный за весь день повод выйти на улицу. Утром мы смотрели по телевизору детские передачи – или она читала, пока я смотрела телевизор. (Она не смогла надолго отказаться от чтения). На ланч мы разогревали консервированный суп, потом я засыпала, а она читала дальше. С младенцем внутри она была уже достаточно крупной, он ворочался в ее животе, и я это чувствовала. Его должны были назвать Бренди – уже назвали Бренди – неважно, мальчик это или девочка.

Однажды, когда мы шли по переулку за письмами и были уже недалеко от почтового ящика, мама остановилась и замерла.

- Тихо, - сказала она мне, хотя я не произнесла ни слова и даже не рыла ботинками снег.

- Я молчу, - ответила я.

- Тсс. Повернись.

- Но мы не забрали почту.

- Не думай об этом. Просто иди.

Потом я заметила, что Блитци, которая всегда была с нами, рядом или впереди, больше не было здесь. Была другая собака, через дорогу от нас, на расстоянии нескольких футов от почтового ящика.

Мама позвонила в театр, как только мы вернулись домой и впустили ждавшую нас Блитци. Никто не ответил. Она позвонила в школу и попросила кого-то передать водителю автобуса, чтобы тот привез Каро прямо к дому. Оказалось, что водитель не может это сделать, потому что после того как Нил расчистил переулок, выпал снег, но он проследит, чтобы Каро попала домой. Раньше волка никто не видел.

Нил придерживался мнения, что никакого волка не было. А если бы и был, по его словам, он не представлял бы для нас никакой опасности, ослабевший, вероятно, проснувшийся после спячки.

Каро сказала, что волки не впадают в спячку: «Мы учили про это в школе».

Мама хотела, чтобы Нил купил ружье.

- Ты думаешь, что я куплю ружье и, будь я проклят, застрелю бедную мать-волчицу, у которой, наверное, в кустах выводок детишек, и она просто пытается их защитить, так же, как ты пытаешься защитить своих? – тихо спросил он.

- Только двое. У них только по двое за один раз, - сказала Каро.

- Ладно, ладно. Я разговариваю с твоей матерью.

- Ты об этом не знаешь, - сказала мама. – Ты не знаешь, есть ли у нее голодные волчата или что-то еще.

Я никогда не думала, что она может разговаривать с ним так.

- Успокойся. Давай просто немного подумаем. Ружья – это ужасно. Если я пойду и куплю ружье, что я скажу? Что Вьетнам – это хорошо? Что я тоже мог бы поехать во Вьетнам? – спросил Нил.

- Ты не американец.

- Не зли меня.

Приблизительно это они говорили, и, в конце концов, договорились, что Нилу не нужно покупать ружье. Мы больше никогда не видели волка, если это был волк. Думаю, мама перестала ходить за письмами, но она просто могла стать слишком полной для того, чтобы ей было удобно это делать.

Снег волшебным образом таял на глазах. На деревьях всё еще не было листьев, и мама заставляла Каро по утрам надевать пальто, но из школы она возвращалась, волоча его за собой.

Мама сказала, что ребенок оказался двойней, но доктор сказал, что нет.

- Чудесно, - сказал Нил по поводу двойни. – Что там эти доктора знают.

Гравийный карьер до краев наполнился тающим снегом и дождевой водой, поэтому Каро была вынуждена огибать его по кромке на пути к остановке школьного автобуса. Это было маленькое озеро, тихое и ослепительно сверкавшее под ясным небом. Каро без особой надежды спросила, можно ли нам там играть.

Мама сказала, чтобы мы не сходили с ума. «Там должно быть двадцать футов глубины», - сказала она.

Нил сказал: «Может быть, десять».

Каро возразила: «Прямо возле кромки не должно быть».