Тем вечером инструкторы приготовили для нас роскошный ужин; после еды я ушёл, чтобы в одиночестве посидеть на берегу медленно текущей реки. Солнце еще не зашло, в приятном теплом воздухе раздавались вечерние крики птиц, фырканье бегемотов и периодическое рыканье крупных кошек. Один из тех редких моментов вечной красоты, в котором хотелось сидеть вечно. Мое уединение прервал громкий крик. Из сгущающейся темноты вынырнул Девальд, в одной руке у него был радиоприёмник, а в другой — бутылка бренди. За Де Биром шли Фабес и двое инструкторов.
— Эй, Джок, знаешь, кто лучше всех играет в регби в Южной Африке?
Я с улыбкой покачал головой.
— «Северный Трансвааль». А ты знаешь, откуда я родом?
— Из Северного Трансвааля? — предположил я.
— Именно! — он шутливо ткнул меня в грудь. — А теперь скажи, какая команда выиграла межрегиональный чемпионат по регби?
— «Северный Трансвааль»?
— В точку! И поэтому, Джок, мы обязательно должны за это выпить!
Мне в руку сунули кружку, щедро наполненную бренди. Мы чокнулись, я сделал глоток и чуть не подавился — шесть недель я не ел нормальной пищи, а теперь алкоголь атаковал мой желудок, отчего последний взбунтовался. Фабес похлопал меня по спине и вновь плеснул мне бренди в кружку. Следующие два часа мы провели, подымая кружки за успехи «Северного Трансвааля» и делясь историями — я рассказывал об Ольстере, а они о войне в Анголе. Набрались мы тогда преизрядно.
Внезапно Девальд поднял руку, жестом показывая, чтобы мы замолчали. Поначалу я ничего не слышал, но затем где-то очень далеко я уловил звук лодочного мотора.
— Ты в курсе, что это? — Вопрос с его стороны был риторическим. — Это же браконьеры из Ботсваны, плывут сюда, чтобы стрелять бегемотов. Ублюдки! Ненавижу! — Девальд вскочил, схватил винтовку и выпустил очередь в сторону реки.
Через пару секунд к нему присоединились инструкторы, стрелявшие в ночь короткими очередями из АК и FN FAL. Когда они делали паузы, то мы слышали, как звук мотора то удаляется, то приближается — лодка явно ходила кругами. Инструкторы опять начали стрельбу. В конце концов, лодка развернулась и на большой скорости ушла в Ботсвану. Довольные, мы разошлись спать.
Я проснулся на рассвете с чудовищным похмельем, и побрел в основной лагерь. Едва я туда добрался, в лагере появились представители Южно-африканской пограничной полиции. Встречать их вышел Девальд — при этом он выглядел еще хуже, чем мы.
— Вчера вечером с вашего берега обстреляли двоих рыбаков из Ботсваны.
— Вы имеете в виду браконьеров? — хмыкнул Де Бир.
Полный полицейский пожал плечами и ухмыльнулся:
— Оба получили ранения — одному пуля попала в руку, другому в ногу. Это вы ночью стреляли?
— Точно, это были мы, — сказал Девальд. — Мы проводили учебные ночные стрельбы.
Полицейский внимательно посмотрел на сержант-майора, потом на нас, затем пожал плечами и сказал, что мы должны доложить об этом своему начальству, после чего удалились. Более мы об этом инциденте ничего не слышали.
Собрав свои вещи, мы отправились обратно в Форт-Доппис — нужно было привести себя в порядок и официально отпраздновать окончание курса. Бар на оперативной базе РДО представлял собой живописнейшее место, декорированное огромным количеством различных трофеев, оружием и сувенирами. У каждого предмета имелась своя уникальная история — даже у роскошной барной стойки из цельного дуба. Как-то раз Мариус Фильюн, тот самый рыжебородый гигант, заглянул в гости к сотрудникам Южно-африканской пограничной полиции пропустить в их баре стаканчик-другой. Полицейские расхвастались, что их барная стойка — самая тяжёлая во всей Юго-Западной Африке, даже четверым спецназовцам будет не по силам вынести ее из помещения. И если, дескать, они смогут это сделать, то спецназ может забрать ее себе. Мариус внимательно осмотрел стойку. Вынести ее из бара он, конечно, не сможет, но если он просто поднимет ее в воздух — позволено ли будет ему тогда ее забрать? Конечно, ответили хозяева. После этого, на глазах у ошеломлённых полицейских Мариус взял стойку, весившую без малого триста фунтов, и оторвал ее от земли. На следующий день он вместе с четырьмя своими товарищами прибыл на грузовике, и стойка перекочевала в бар в Форт-Допписе.
Эту историю рассказал мне Фабес, когда мы сидели в баре, и в благодарность я решил научить его старинной ирландской питейной песне «Я был тем еще бродягой».39
Фабесу она очень пришлась по душе, поскольку являлась просто копией истории его жизни. Он заставил меня спеть ее несколько раз, пока, наконец, не выучил все слова, и с тех пор распевал ее при любой возможности, стуча в качестве аккомпанемента своими кулаками по барной стойке. К сожалению, моему товарищу на ухо наступил медведь — походу, нацисты обходились с евреями куда гуманнее, чем Фабес с песнями, поэтому мало кто оказался доволен тем, что я научил его орать эту песню.