Unknown

Заводит внутрь, поглаживая моё лицо большим пальцем, отчего пульс начинает бешено стучать. Грейсон целует меня; его поцелуй такой бархатный, что я чувствую, будто могу летать. Его тело прижимается к моему, наполняя острым желанием. Когда Грейсон погружает пальцы в мою косу и медленно её расплетает, у меня непроизвольно закрываются глаза. Я встряхиваю волосами и разглаживаю их пальцами, а он накрывает своими ладонями мои и повторяет за мной все движения, словно интересуясь, как я это делаю. Стою с закрытыми глазами и чувствую, как Грейсон неловко, но очень нежно пытается распутать мои волосы.

Вам когда-нибудь хотелось, чтобы кто-то смотрел на вас и видел только хорошее? Как сейчас мне. Я не хочу, чтобы он видел, что иногда у меня внутри полный бардак. Я пытаюсь быть идеальной девушкой. И знаю, что он тоже пытается быть идеальным парнем. Наверное, это нечестно. Но я хочу, чтобы Грейсон видел во мне только хорошее, а сама желаю увидеть в нём всё. Даже плохое. Какое-то время мы целуемся, потом говорим о воспоминаниях из его детства, о его дяде по имени Эрик, о том, как они часто охотились на ранчо в Техасе. Мы говорим о моих уроках балета в детстве, о смущении, которое я испытала, когда упала на своём первом концерте. Мы говорим всю ночь. Но мне хочется знать больше, знать каждый кусочек головоломки, которой он является для меня.

Грейсон не стесняется в выражениях, сообщая, что ему во мне нравится и как сильно он меня хочет. Я всё ещё хочу узнать о нём больше, но наши поцелуи становятся жгучими, такими жгучими, что я уже не могу дышать нормально. Грейсон снимает рубашку и теперь в одних брюках, а с меня срывает фартук и оставляет в коротеньком платьице.

Я ласкаю губами кольцо в его соске. Боже, как я люблю его сосок с кольцом. И стон, который следует за этим. Мне нравится, как другой сосок сморщивается в ответ на мои поглаживания кончиками пальцев.

— На тебе шрамы, и всё же я не могу себе представить, что ты сломлен, — шепчу я, проводя руками по рельефным мускулам его груди, обращая особое внимание на длинный, рубец от шрама. Я очень ценю шрамы. Историю, которую они рассказывают. Смысл, который они несут.

— У меня тоже шрам, — говорю я и, поколебавшись, шепчу: — Знаешь от чего он? Когда я была маленькой, мне понадобилась почка.

Потрясённая собственным откровением отхожу назад, обняв себя руками.

— Мелани, иди ко мне, — приказывает он, и в его глазах мелькает искорка какого-то непонятного чувства. Я делаю шаг к Грейсону, и он стягивает с моих плеч платье, которое сползает до талии и падает на пол.

Я так беззащитна…

Стою, уставившись на свои ноги, и чувствую, что неожиданно краснею. На мне нет трусиков, и я не прикрыла свой шрам.

Грейсон, когда видит мою наготу, выдыхает медленно и шумно, затем стискивает одной рукой мою талию и притягивает ближе, его голос низкий, срывающийся на хрипоту.

— Принцесса, ты само совершенство.

— Ты хоть понимаешь, что я никогда ни с кем об этом не говорила? — шепчу я.

Он ощупывает шрам на моём боку, проводя по нему подушечкой пальца.

— Я заметил, что ты каждое утро принимаешь таблетки.

— Они для того, чтобы моё тело не отторгало почку. Но поскольку мы были однояйцевыми близнецами, доза лекарств небольшая. Организм… принял её почти так же, как если бы она была моей собственной.

Под влиянием момента я наклоняюсь и прижимаюсь губами к самому глубокому, самому уродливому рубцу у основания его грудной клетки.

— А теперь ты скажи мне, как его получил?

— Очень давно, — он касается рукой моих волос, — мой брат… мой сводный брат ввязался в драку. Пришлось вытаскивать его оттуда, так и получил этот сувенир. Это пустяки.

Провожу губами вверх по шраму Грейсона, к шее, к напряжённым мышцам, которые мне так нравятся, и к кадыку, где вибрирует его голос. Грейсон приподнимает мою голову за подбородок и смотрит на меня, горящий взгляд опускается к моей груди, животу, идеально натёртой киске, и то, как он смотрит на меня, будто запечатлевает в своём воображении, посылает мчащийся сквозь меня головокружительный поток импульсов.

— Я хочу быть в тебе, раствориться в тебе.

Когда Грейсон поднимает и несёт меня в постель, его сила становится горячей и неуправляемой, как летняя гроза. Грейсон целует меня в темноте, обхватив мою голову и захватив в плен рот на долгие, опьяняющие минуты.

А потом трогает меня. С каждым прикосновением к соскам мой пульс ускоряется. Грейсон накрывает ладонью мое лоно. Я стону от давления его руки и жадного рта. Его большой палец скользит сзади и начинает ласкать мою маленькую дырочку, медленно меня убивая.

— О боже, Грей, — выдыхаю я, когда свободной рукой Грейсон скользит вниз по животу, всё ниже и ниже, в то время как его язык переплетается с моим. Cо всхлипом раздвигаю бёдра, и он гладит меня, мои складки ещё сильнее увлажняются под его пальцами, и внезапно всё исчезает. Мой долг. Мои сны. Моя работа. Список неотложных дел. Всё исчезает, кроме рта и рук Грейсона во мне, мягкого трения щетины о кожу. Его дыхание становится таким же учащённым, как и моё.